Украина, которой не было. Мифология украинской идеологии

Представьте себе ситуацию. Живет себе в каком-нибудь малороссийском селе смышленый хлопчик. Чистит свинарники, выпасает коз, крутит коровам хвосты, бегает на речку купаться и иногда издали смотрит на помещичью усадьбу, где живет панство. К подростковому возрасту он начинает понимать, что его мир, в котором он родился и вырос, очень сильно отличается от того мира, в котором живут обитатели помещичьей усадьбы — его господа, и даже чужд ему. Как утверждает народная поговорка: «пан за пана, Иван за Ивана». Ведь живут господа в богатстве, красоте, комфорте. Они иначе одеваются, у них другие праздники, иной образ жизни, иное поведение, иные ценности, иные взгляды на жизнь. А еще очень важно то, что разговаривают они тоже по-другому, не так, как это принято среди простых сельских мужиков, а так, как прописано в толстых книгах без картинок. То есть эти люди совершенно другие, они не похожи на «тато з мамою», на бабку Параску и конюха Иванко. Понимаете, о чем я? О разных социальных и культурных мирах. О социальной и культурной отчужденности. Прошу запомнить это.

Идем дальше. Став подростком, наш хлопчик идет учиться к сельскому учителю. Что собой представляла на тот момент система образования всего Правобережья? Правильно — продукт польских стараний. В итоге школа становится местом, где нашему хлопчику, с его мягкими, детскими мозгами, сельский учитель вместе с азами грамотности вливает всю ту политическую мифологию, которой его инфицировали в свое время поляки. То есть на его острое ощущение разных социальных и культурных миров села и высших социальных слоев общества, являющихся по своей сути городскими, накладывается политическая схема двух разных народов, двух разных наций, одна из которых нещадно угнетается другой. То есть социальное или, если хотите, классовое отчуждение, при помощи определенного набора смыслов, трансформируется (в чистой от элементарных знаний крестьянской голове) в этнокультурный конфликт. Таким образом, общерусская ГОРОДСКАЯ культура и язык в глазах новоиспеченной сельской интеллигенции вдруг оказались чужими, «москальскими», а все проявления КРЕСТЬЯНСКОГО быта, во всем его этнографическом многообразии и «проста мова», т. е. народный малорусский диалект, превратились в культуру и язык «украйинськойи нации».

То есть произошла подмена понятий. Класс крестьян неожиданно стал называться отдельной нацией. Село для него стало «родиной», где живут «свои», а город — «заграницей», где живут «чужие». Это произошло не случайно. Ведь для крестьянина город, традиционно это место сосредоточения чужих и враждебных сил. К примеру, вы не сможете найти ни одной доброжелательной крестьянской поговорки или пословицы о городе и горожанах ни в русской, ни в малорусской, ни в белорусской паремиографии. Для селянина горожанин всегда являлся коварным, враждебным иноплеменником.

Потом несхожие миры села и города были трансформированы в слабых головах сельской интеллигенции (после обработки польской политической пропагандой украинства) в несхожие миры двух разных народов.

Одну минуту. При чем здесь поляки, о которых вы постоянно повторяете? Сколько времени-то прошло с тех пор, как Малороссия вошла в состав империи! Неувязка получается. Разве система образования в Малороссии на тот момент не была русской?

Хм… Я думаю, что большинство наших читателей поддержат ваш довод. Но он очевиден лишь на уровне общих рассуждений. Это стереотип, который намертво вмонтирован в массовое сознание.

Кстати говоря, именно из таких, никогда никем не проверяемых стереотипов, слабо соприкасающихся с действительной реальностью, складывается симулякр украинства.

Приведите какие-нибудь примеры для наглядности.

Ну, первое, что приходит на ум, это миф о том, что Шевченко якобы считал себя «украинцем», писал на «украинском» и про «украинцев»… Тут вообще забавная ситуация получилась. Я когда в одной из наших бесед высказался в том плане, что в произведениях Тараса Григорьевича нет никаких упоминаний об «украинцах», что он просто ничего не знал о существовании такого народа, мне начали приходить гневные письма украинских патриотов, в которых они меня обвиняли либо во лжи, либо незнании «творив» «пророка украйинськойи нацийи». В них они мне рассказывали о том, что в целях конспирации Шевченко «украинцев» не называл «украинцами». Чтобы запутать царских сатрапов, т. е. чтобы они о чем-то (только не понятно о чем) не догадались, всех «украинцев» он называл «козачэнькамы». Такая вот секретная, почти, можно сказать, масонская поэзия была у сельского Кобзаря. А в качестве доказательства моей неграмотности приводили цитаты из его «творив», в которых речь идет об «Украине» или «Вкраине».