Украина: моя война

2. Экстремальная идентичность. Эта форма свойственна тем, кто сосредотачивается именно на коллективной идентичности приоритетным образом, не просто остро ощущает ее, но и пытается осознать и придать ей форму. Носители экстремальной идентичности формируют патриотические и националистические (идентитаристские) идеологии, возводят идентичность в высшую ценность, строят на ее основании политические программы и проекты. Экстремальная идентичность строится на диффузной идентичности, но выделяет лишь отдельные ее стороны и в весьма утрированной экстремальной форме. Поэтому часто носители диффузной идентичности не опознают себя в носителях экстремальной — структуры в обоих случаях различны, так как, обостряя отдельные моменты диффузной идентичности, носители экстремальной идентичности («националисты») часто упускают из виду другие или искажают их. Диффузная идентичность естественна и органична, экстремальная искусственна, сконструирована, механистична. Экстремальная идентичность становится распространенной в периоды коллективного стресса, национальной катастрофы, войны и т. д.

3. Глубинная идентичность. Третья форма коллективной идентичности представляет собой осознанную интеллектуальную парадигму той идентичности, которая подвергается диффузии при ее проекции на массы. Если диффузная идентичность есть продукт распыления, то глубинная идентичность есть то, что подвергается распылению, ядро народного духа, иероглиф истории, экзистенциальный центр бытия народа и общества. Эта глубинная идентичность может быть открыта философами, мифами, пророками, сосредоточенными не на конструировании, проектировании и политическом манипулировании (как носители экстремальной идентичности), но на обнаружении, освобождении и проявлении народного духа — как он есть, а не каким его себе представляют. Поэтому глубинная идентичность есть не надстройка над диффузной идентичностью, но ее базис, ее корень (radix), ее основа. Глубинная идентичность есть Идея, делающая общество обществом, народ народом, культуру культурой, цивилизацию цивилизацией. Она развертывается диффузно сквозь поколения и массы, сохраняя всегда свою уникальность и свежесть. Экстремальная идентичность всегда относительна, индивидуальна, условна. Глубинная идентичность абсолютна, универсальна (в рамках конкретного общества), не зависит от индивидуальных выражений. Экстремальная идентичность есть частный продукт диффузной идентичности. Глубинная идентичность первична по отношению к диффузной идентичности и выступает как духовное могущество, конституирующее эту диффузную идентичность.

Этот анализ чрезвычайно релевантен для корректного осмысления феномена подъема национализма в современном мире.

В России диффузная идентичность (патриотизм) сейчас на подъеме. Она центрируется вокруг государства и конкретно Путина, особенно после Крыма. Олимпиада способствовала культивации и оживлению именно этой формы.

Экстремальная идентичность представлена широким спектром русских националистических движений, разрозненных, предлагающих свои частные формулировки национализма, возглавля емых тщеславными и невнятными лидерами, враждующими меж ду собой и не имеющими никакой широкой поддержки со стороны носителей диффузной идентичности.

Глубинная идентичность стоит в центре внимания тех, кто искренне заняты поиском Русской Идеи, но не как искусственного идеологического конструкта, а как глубинного духовного основания.

В Украине же мы видим, напротив, подъем экстремальной идентичности, причем в карикатурной, извращенной, «бандеровской», западенской форме. Эта модель искажает естественную диффузную идентичность, игнорирует полностью глубинную идентичность и пытается навязать эту искусственную конструкцию всем украинцам, несмотря на то что структура диффузной идентичности и лежащей в ее основе глубинной идентичности имеет к этой экстремальной форме весьма далекое отношение. Это замечание ставит на первый план вопрос о том, что такое Украинская Идея? Это не бандеровская карикатура, не смутный диффузный национализм, но и, конечно, не великоросское православно-имперское или ностальгически советское понимание украинской проблемы. Перед лицом катастрофических событий, уже состоявшегося и продолжающегося раскола Украины, это может показаться слишком абстрактным замечанием, но это лишь видимость. Поиск глубинной идентичности Украины, постижение Украинской Идеи, ее «эвокация» является, напротив, первостепенным вызовом.

То же самое относится и к Европе, где мы являемся свидетелями подъема идентитаристской волны. Диффузный национализм европейских обществ растет вопреки антинациональной либеральной политике европейских элит. Происходит подъем экстремальной идентичности в лице националистических и подчас откровенно неонацистских групп и движений. Но за этим нельзя упускать главной проблемы: вопроса о глубинной идентичности Европы.