Украина на перепутье. Записки премьер-министра

Тем временем подошла знаменательная дата – 100-летие со дня рождения В.И. Ленина. Наш «гениальный» ЦК КПСС разразился историческими тезисами, которые все население СССР должно было детально изучить и освоить. Разумеется, столь замечательное событие не могло пройти мимо студентов МГУ. Нас предупредили о том, что каждый должен назубок знать эти тезисы и быть готовым в любой момент, не заглядывая в «шпоры», отрапортовать об их содержании. За незнание тезисов нам грозили страшные кары. Например, вот так мог звучать один из вопросов: «Поголовье овец в Киргизской ССР в 1965 г. и планы по увеличению поголовья в 1970 г.». Если не ответишь, то в результате – гарантированный «неуд».

Словом, готовиться надо было серьезно. Мы и подготовились. Как обычно, были выбраны три «висельника», в числе которых оказался и я; все остальные собирались заниматься своими обычными делами. Войдя в аудиторию, мы, как водится, не обратили внимания на сидевшую у окон группу товарищей. Частенько на наших занятиях присутствовала группа преподавателей из периферийных вузов, и это было привычным делом. В этот раз, на наше несчастье, семинарские занятия посетила инспекторская комиссия ЦК во главе со вторым секретарем Московского горкома КПСС В.Н. Ягодкиным.

Сразу же скажу, что к личности В.И. Ленина ни у меня, ни у моих одногруппников не было никакого критического отношения. Положение, с которого я начал свое выступление, прозвучало так: «Детальное изучение тезисов ЦК позволяет доказательно утверждать, что Ленинские заветы построения социализма в СССР не были реализованы. В лучшем случае, я могу согласиться только с формулировкой «частично реализованы».

Реакция профессора была ошеломляющей. В отличие от нас, она знала, кто пришел с инспекторской проверкой, и пришла в ужас от моего заявления. Ее пламенная речь по опровержению моего тезиса заняла не менее двадцати минут, что считалось уже большим успехом назначенного «висельника». Спокойно выслушав ее речь, я задал еще три вопроса: во-первых, В.И. Ленин никогда и нигде не говорил о коллективизации (с его стороны не могло быть и речи о том, чтобы забрать у крестьян землю, которую им раздали в результате революции), а рекомендовал осторожную кооперацию в духе А.В. Чаянова; во-вторых, НЭП (новая экономическая политика) должна была плавно перерасти в государственно-частное партнерство; и, в-третьих, он постоянно думал (и об этом свидетельствуют его письма к съезду партии) об усилении внутрипартийной демократии, а не о ее свертывании. Он даже предлагал освободить И.В. Сталина от должности Генерального секретаря.

Я не знал тогда, как и не знаю сейчас, точных и достоверных ответов на эти вопросы. Они и по сей день остаются мучительно трудными с точки зрения судьбы нашей страны и путей ее развития.

Но тогда я так серьезно не думал. Я задавал только постановочные вопросы, способные поддержать дискуссию. Я рассказываю об этом вовсе не потому, что мне захотелось оживить воспоминания, а прежде всего для того, чтобы показать уровень тогдашней нетерпимости к инакомыслию. А ведь это недопустимо для свободного развития. Наша студенческая игра спровоцировала серьезное рассмотрение этого, по сути, пустячного инцидента на высоком уровне. Из ЦК КПСС пришла грозная бумага «о неудовлетворительном состоянии идеологической работы», предполагалось сделать самые серьезные выводы, вплоть до отчисления идеологически неподготовленных студентов из МГУ.

На наше счастье, ректором МГУ был известный ученый, академик Григорий Иванович Петровский. Я удостоился большой чести быть принятым им и выслушал от него короткую нотацию. Ее смысл заключался в следующем: «Пока я ректор МГУ, то за подобную чепуху студенты отчисляться не будут. Вам же я советую думать, прежде чем открывать рот», – заявил он и процитировал мне Шекспира: «Держи подальше мысль от языка, а необдуманную мысль от действий».

Крупная, одаренная личность, встреча с ним надолго освещала мою дорогу. Кстати сказать, при его ректорстве студентов МГУ не отправляли «на картошку» и не отвлекали на какие-то другие работы, как это было в других вузах. Когда Г.И. Петровский ушел из ректоров, эта практика распространилась и на МГУ.

Словом, после этого инцидента мы перестали заниматься подобными спектаклями на семинарах по общественным наукам и сосредоточились на подготовке к дипломным работам.

Я не могу привести факты или события «организованного инакомыслия» в МГУ, но то, что большинство студентов было настроено тогда фрондерски по отношению к официальной идеологии, могу утверждать однозначно.