Кандидат в президенты Вальцманенко, выдвинутый американцами на высокий пост, невольно задумался, как себя теперь вести, что должен изменить в своем отношении с избирателями, со своими будущими рабами, как он их называл про себя и то шепотом. Он долго мучился над этой проблемой, пока не вспомнил про американскую улыбку. Вот оно, вот, где собака зарыта: надо улыбаться, везде, на каждом шагу. Вбив себе умный постулат в дурную голову, он теперь часами стоял перед зеркалом: рот до ушей. И сам себе еще больше понравился.
– Несравненная, бесценная, неверная, – обратился он к супруге, – посмотри, изменился я или нет? как моя широкая улыбка? учти, это американская улыбка, но никак не украинская, ты имей в виду.
И растянул рот до ушей. Супруга внимательно посмотрела, сперва ужаснулась, поскольку ее супруг всегда ходил мрачный и злой, а тут заулыбался, как психически больной человек, который будет улыбаться даже, если вы ему начнете резать палец. И ужас тут же сменился мажорным настроением: ее Петя, как никогда, стал походить на обезьяну. Ей в самый раз было расхохотаться, но она взяла себя в руки и сказала:
– Петя, ты выглядишь лучше, чем раньше. Так держать, Петя, мой хороший, мой голубой муженек.
Петя подпрыгнул от радости, схватился за дверную ручку и был таков, но теперь уже с раскрытыми губами и обнаженными зубами. Водитель так растерялся и заморгал глазами, понимая, что не сможет справиться с рулем.
– Ну что ты? заводи мотор! – приказал кандидат в президенты и снова обнажил зубы, рот до ушей.
– Пан кандидат, с вами все в порядке, вы не того? А то мало ли, схватите за горло на скорости сто двадцать и мы очутимся посреди Днепра. Машина бронированная, тяжелая, сразу уйдет ко дну.
– А что ты такого видишь во мне, чем я тебя испугал? – спросил кандидат и снова раскрыл рот.
– Да вы не такой, как всегда, у вас сдвиг по фазе, чего это вдруг так старательно обнажаете гнилые зубы, как обожравшаяся обезьяна? – спросил водитель, будучи готов к защите.
– Дурачок ты Лева, это же американская улыбка. Завтра в Киев приезжает великая дочь Израиля, вернее Америки, Виктория Нудельман. Мне приказано встретить ее американской улыбкой, – сказал Петро, стараясь больше не обнажать зубы.
– А, так вот оно в чем дело. Тогда поехали. – И мотор тихо заработал, и скорость тут же сто. – Так бы сразу сказали. Но мой вам добрый совет: такую щедрую улыбку, когда рот до ушей и глаза навыкате, дарите только американцам, но не нашим украинским дебилам. Наши вас не поймут и начнут крутить пальцем у виска, а это будет обидно для такого мудрого человека, как вы. Правду я говорю Вальцман Петро?
– Какой я тебе Вальцман? ты что? я Вальцманенко, хошь покажу паспорт?
– Да это я так: свой – своему. Я же тоже не Петренко, а Петерманн Пихнус, но не
– Я эту нацию, как только стану президентом, начну очищать от всякой моральной скверны. Они будут у меня работать, как рабы, воевать с русскими, как римские воины, а когда мы внедримся в Евросоюз, мы уже будем кристально чистыми, а Москва будет переименована в Вальцманоград.
– Ой, заговорил меня. Свет красный, народ валит, держи-и-ись, Вальцман.
Машина резко свернула на встречную полосу, согнув небольшого диаметра трубу, на которой был вывешен плакат «Москали геть!» Но к счастью, встречных машин не оказалось и дело обошлось.
На одной из площадок Вальцмана ждал народ. Это была его первая встреча с избирателями. Народу было немного, человек десять.
Вальцманенко взошел на сцену, широко расставив руки, словно живот разросся так, что мешал рукам, обнажив при этом зубы, рот до ушей, чересчур выпучив глаза. И этими выпученными глазами он уловил, что один избиратель поднес указательный палец к виску и покрутил несколько раз, как отверткой. Будто вкручивал и выкручивал шуруп.
Это и было подтверждением того, что сказал водитель Лева Петренко – Петерманн.
Он тут же нахмурился и сжал кулаки, а потом одним кулаком стукнул по столу. Это так понравилось толпе, что она тут же замерла, навострив уши.
– Я! завоюю, их мать! я москалей к ногтю! как только стану президентом великой страны. После завоевания Москвы уведу вас всех прямо у
– Бруссель! – выкрикнул кто-то из толпы.
– Какая разница? главное вы понимаете, куда. Вся Украина в Евросоюзе – уже завтра. Слава Украине!
– Слава Украине! Слава Степану Бандере!
Докладчик захлопал в ладоши. Толпа поддержала его.
– Я – украинец!
Каждый считал своим долгом произнести эту расхожую теперь фразу и награждался аплодисментами и криками ура.
Все было хорошо. Настолько хорошо, что кандидату показалось, что он среди американцев, и всех наградил улыбкой.
Дальше Вальцманенко не знал, что делать, но он был везучий человек. Тут же загремел телефон. Это звонила Нудельманн. Она требовала немедленной встречи с ним.
– Слава Нуле! – выпалил кандидат, не зная для чего, он стал спускаться к своей машине по ступенькам. Благодарные избиратели сопровождали его аплодисментами и криками ура.