Пейетту она разрешила поцеловать себя в щеку, а Волчеку протянула всего лишь мизинец. Посол Пейетта прибыл на своей машине, а премьер Волчек – на своей. Обе машины были приблизительно одного класса. Она колебалась, куда сесть.
– Поехали, президент ждет вас, – сказал Волчек.
– Президент? Он ждет? Президент …Янкоковитч?
Я не планировал встреча с президент Янкоковитч. Я планировал встреча с сольдат революшэн. У меня полный сумка пирожок, мне надо раздать этот пирожок на Майдан. Пейетт, поехали на Майдан.
– Пирожок этим дебилам? Такая красавица и пирожок дебилам! Помилуйте, Нула, – произнес Волчек и даже не улыбнулся.
Посольская машина взяла курс на Майдан, а Волчек шокированный поведением дамы, у которой все время дергалась нижняя губа в преддверии массажа пирожка, вернулся на рабочее место. Помощник Нудельман таскал сумку, полную настоящими пирожками, приготовленными самой Нудельман еще в Америке и потому такими популярными на Майдане. Майданутые получали по одному пирожку, сушили его, заворачивали в вату и посылали в Галичину в местные музеи. А некоторые просто проглатывали и становились американцами.
– Кушать, кушать пирожок оф Америка. Я сегодня привез, – говорила Нудельман, доставая пирожок из сумки.
– Могла бы подарить и тот пирожок, что у тебя в трусах, я бы хорошо провел массаж. У меня давно не было бабы, – произнес в пол-голоса один из руководителей бандеровцев.
– Ти есть Яруш? Я тебя немного понимайт, я есть выходец из Россия. Мой дед был из России.
– Так ты москалька? – спросил Яруш.
– Я есть американка. За свой предок я не отвечайт. Бери еще один пирожок.
– А как насчет того пирожка?
– Ти есть хулиган. Ми идет дальше. Потом идет на Пару-Убий.
Бандеровцы на Майдане узнали, что перед ними американка, стали ее обступать и кричать: хайль Америка.
– Ти брать пирожок, вкусный пирожок, оф Америка пирожок. Это есть не русский пирожок, им нельзя отравиться.
На нее готовы были наброситься все бойцы палаточного городка, но было приказано не покидать насиженные места, поэтому Нудельманд раздала пирожки в спокойной обстановке. Это было показано по всем каналам телевидения Америки и Евросоюза как жест доброй воли. Америка намекала на то, что она всегда будет кормить бандеровцев пирожками, и они не должны беспокоиться о своей судьбе.
Посол США Пейетт – тоже следовал за Нудельман по пятам, он понимал даже украинский язык, но говорил почти на трех одновременно – путал английский с русским и украинским.
– Госпожа Нудельман…
– Не госпожа, а пани Нулянд, – поправил руководитель правого сектора Яруш, – прошу не путать. Вы находитесь на Украине, а не в России.
– Сорри. Пани Нудельман пребывает Украинишэ. Она великий человьэк. Сам Бардак прислушивается к пани Ньюлянд. Хай живе, хайль, хайль, – и посол засмеялся, как редко смеется лошадь в период половой охоты.
Комендант Майдана Пару-Убий, как только узнал, что Нудельман прибыла в Киев и уже находится с пирожками на Майдане, кормит бойцов, заволновался настолько, что потерял дар речи. Он тут же обратился к одному наемному убийце, что точил нож, он мог этим ножом кинуть в противника с такой силой, что тот падал замертво, и спросил:
– Джек, от меня сильно несет лошадиным потом?
– От тебя вонь страшный, на нос щикотит. Вот тебе кусок мыла, отдашь потом.
– А горячая вода у нас есть?
– Сойдет и холодный вода. Такой боец, как Парабой и на холодный душ будет окей. Иди, а то этот сук Нудельман не даст тебе пирожок, тот пирожок, что между ног.
Пару-Убий только снял рубашку и взялся за брючный ремень, как вошла Нудельман Виктория в сопровождении посла Пейетты.
– О, какой вонь. Но это революшэн вонь. Так держать, Парабой. Я тебе принес 27 миллион доллар на содержаний Майдан. Доллар в этот сумка. Этот сумка ценный сумка. Надевай рубашка и пиши расписка. Вот этот перо. Этот перо подписать на расписка. Этот чернил является собственность Госдепартамент США. Такой чернил толко президент Бардак.
Так много денег Пару-Убий еще в руках не держал. А когда Нудельман ушла, бросился в душевую, открыл сумку и принялся считать. Но эта затея оказалась напрасной. Пачки падали на мокрый пол, прилипали к мокрому полу и владелец огромного состояния с трудом отдирал их.
– Какой вонь революшэн, – повторила Виктория, выйдя на улицу.
Майданутые так хотели спеть какую-нибудь американскую песню, однако не нашлось ни одного революционера, который помнил бы хоть один куплет американского гимна.
Они решили, что американцы песен не поют, а только стреляют и стали палить в воздух. Действительно, на каждую очередь Нудельман высоко поднимала руку и произносила: хайль.
– Ес, Ес! – торопливо говорил посол и сам трижды стрельнул автоматной очередью из того места, на котором обычно сидел.
– Тьепьер на Дунькадович.
Как только они с послом подъехали к резиденции президента, они увидели толпу, а в центре этой толпы стоял, широко улыбаясь, Виктор Федорович.