Украина скаче. Том II

Трудно сказать, почему западные страны, смотрели, смотрят и, возможно, будут смотреть на Россию, как на врага. Украина, это скверное, с больной головой, рожденное Россией дитя, лишь повод, чтобы насолить России, а возможно и взять ее за жабры. Они уже загнали Россию в угол, и теперь те средства, которые могли бы пойти на строительство дорог, внедрение новых технологий, новых заводов, оснащение сельского хозяйства, уничтоженного большевиками, снова направлено на создание новых видов оружия. Мы затягиваем пояса и молчим. Мы, простые люди, видим, знаем, как к нам относятся, представители такой же, как мы белой расы на Западе и в Америке. У нас, простых, молчаливых, добрых, есть своя гордость. Мы терпеливы и не злопамятны. Нами помыкать нельзя, нас поработить невозможно и чем дольше западные швабы, ковыряясь в гнилых зубах и потягивая пиво, будут задавать себе один и тот же вопрос, как бы поставить русских на колени, тем дальше и глубже все уйдем в никуда. Выход из этого тупика один – взаимное уничтожение.

Вслед за Америкой и Евросоюзом, и Украина начала вводить свои санкции: муха стала пытаться куснуть медведя, но боясь, что медведь ее не заметит, искала, но никак не могла найти нос, куда можно было укусить, как можно больнее.

Премьер-министр Яйценюх пригрозил закрыть ржавую газовую трубу, но Германия прикрикнула: не сметь, пигмеи. По этой трубе, из коей капризный ребенок все время ворует газ, Россия все еще поставляет Евросоюзу топливо, обогревая, гавкающих на нас швабов.

61

Иван Микуляк, уроженец Ивано-Франковска, западенец, располнел до неузнаваемости: он съедал большой кусок сала с чесноком и буханку свежего хлеба за один присест, долго икал и спустя часа три, съедал столько же. Заброшенный карателями в тыл ополченцев в качестве наводчика, за каждый посланный сигнал, он получал солидную сумму от Коломойши, а домой не посылал ни копейки, хотя дома у него бело шестеро детей и одноглазая жена Оксана. Трусливый, непредсказуемый и противоречивый, он тяжело входил в свою роль, в роль «разведчика», как ему внушали его хозяева. Вначале он посылал ориентиры наобум, подбирал малозначащие объекты для уничтожения, но потом, когда его поймал еще один шпик, который отлупил его, как сидорову козу, и назвал предателем, Иван стал более серьезно относиться к своим обязанностям.

Вначале казалось, что все на него смотрят и все читают по его роже одно и то же – предатель, шпион. Когда гремела канонада по его наводке, он убегал в подвал, общался с людьми, в основном с женщинами, что прятали своих детей. Женщины были молодые, розовощекие, упитанные: кровь с молоком, но разговор обычно не клеился. Ваня шепелявил, глотал слова, произносил их мягко, нечленораздельно, уходил в себя, опасаясь, что на него начнут показывать пальцем.

Женщины и старики, глядя на него, этого бугая, иногда спрашивали: почему он не на фронте, не в ополчении, что он здесь делает? Но Иван, как его учили, перечислял кучу болезней и даже показывал, как у него трясутся руки, а потом часто менял местоположение, бывало, и сам попадал под перекрестный огонь, но выживал.

Однажды его выследил земляк Мошенка Петро. Он пробирался за Иваном в толпе, а когда тот вышел на безлюдную полянку, где валялись куски разбросанного металла и кирпичей, схватил его за жирный затылок.

– Иван Микуляк, не двигаться, а то получишь в ребра маленький кусок металла, а он прошивает насквозь. Ты понял?

– Пойнял, пойнял. Откуда ты знаешь, как меня звать?

– Давай, присядем. Вот тебе на сигареты, на конхеты, на пиво и жратву. Наш командир вынесет тебе благодарность за работу. Я вижу: школа уничтожена полностью, да еще две старухи лежат у входа, должно быть уборщицы, это твоя работа, я обо всем доложу. А пока новое задание, даже два. Выследи детский садик, в котором полно народу, где много детей. Надо так, шоб снаряд разорвался сверху и все проломил, все засыпал, шоб никто оттуда живым не вышел. Второе задание. Определи координаты больницы, где лежат раненые. Подашь условленный сигнал дважды, а потом отойдешь в сторону на пятьсот метров. Оружие сильное, разлет снарядов большой, радиус большой. А пока оставайся здесь и периодически закрывай глаза и охай, притворяйся больным. Вид у тебя, как у попрошайки. Ты работяга по очистным сооружениям, надо чтоб от тебя еще и воняло. Все, я пошел.

Мошенка ускорил шаги, вскоре исчез, а Иван раскашлялся и повалился на землю. Женщина шла с ребенком, остановилась.

– Что с вами, может помочь чем?

– Падучая заморила, о, а-а-а! – завопил он, потом замолк, подсматривая одним глазом. Женщина ускорила шаги, исчезла за поворотом. Он вскочил на ноги, догнал женщину и спросил:

– И де тут детский синаторий? Дочь у меня тама лежит, уже неделю ее не бачив, то есть не видел.

– Детский садик имеете в виду?

– Воно шось таке. Много должно быть, малышей тама…

– За пятьсот будет.

– Када я привозил свою Лялю, было триста, – солгал Иван и был доволен, что он может так правдиво лгать, коль ему верят.