Украина скаче. Том II

Санитарка Аня засуетилась, разволновалась, она смотрела на бинт и не видела его и тут же молниеносно схватила свежую, выстиранную простынь, ножницы, отрезала кусок и протянула врачу, которая только что сделала обезболивающий укол раненому бойцу, бедро которого было раздроблено осколком снаряда. Раненый сразу утих, блаженно закрыл глаза, выдавив из себя стон благодарности, продолжая лежать на левом боку, и не шевеля ни одной частью тела.

– «Скорая» где? Срочно вызови «Скорую». Ему нужна операция, а до больницы далеко, – произнесла Люба, хватая бинт. Она тут же обнаружила, что недостаточно йоду во флакончике, а надо смазать рану вокруг, и только потом перевязать бинтом, но так, чтоб пережать вену, откуда уже мелкой струйкой сочилась кровь. И постепенно ослабевать жгут, когда капилляры начнут заживать и не давать крови выходить наружу.

«Скорая» примчалась молниеносно, она уже стояла во дворе, хотя казалось, что снаряды разрываются у самых окон, поскольку окна звенели и дрожали, как осиновые листья во время напористого ветра.

– Отвезешь больного. Не забудь карточку и листок с диагнозом.

– А как же я его там разгружу? – спросила санитарка Аня, делая испуганное лицо. – А если попадут в «Скорою» по дороге? Нет, я боюсь одна, я предчувствую недоброе…, простите меня, Любовь Николаевна, век не забуду.

– Я не могу с тобой ехать, голубушка, никак не могу, – сказала врач Люба, – вот еще один раненый. – Его тоже пытается доставить санитарка, такая же, как и ты, и она тоже боится, и я боюсь, но долг врача помогать раненым, а куда деваться. Страх…, он проходит. И у тебя пройдет: снаряды будут рваться, где-то рядом, а ты не будешь обращать внимания, а пока старайся не думать о них, проклятых. Их дело рваться, а наше дело вытаскивать раненых и оказывать им помощь. Видишь, мужиков нет, они все на передовой, ты же знаешь. А где документы на этого бойца, как его…? – В это время прибежала еще одна санитарка, маленькая ростом, щуплая, бойкая, стала тащить раненого.

– Кто тут боится? Как не стыдно бояться? Жизнь человеку надо спасать, а не дрожать за свою шкуру. Ты присягу принимала, ты клятву давала?

– Угу, – расплакалась Аня, но подошла на помощь к прибывшей санитарке.

Две санитарки и врач сначала посадили раненого, подложив подушки под спину, потом доставили нового, только что привезенного, для осмотра. Водитель, молодой, почти мальчишка не отказался помочь в одном и другом случае.

Аня села у ног больного, и машина взяла курс в сторону города, в больницу. На борту светились крупные знаки «Скорой помощи», ярко горели фонари, снаряды по-прежнему рвались, не разбирая, какую цель поражать.

Люба осмотрела того больного, которого только что доставили, и поняла, что он тоже нуждается в операции. Она пока не знала его фамилии, но чувствовала, что именно ей придется сопровождать его. После укола, она ощупала его карманы, нашла паспорт и ахнула: фамилия Ястребов оказалась ей знакома. Этот Ястребов лет пять тому почти ежедневно посылал ей любовные письма, которые она сначала просто выбрасывала, не читая. Но потом девчонки по комнате стали ее стыдить, и это возымело положительное действие, она начала не только читать их, но и жалеть мальчика, влюбленного по уши.

– Сережа, ты? Какими судьбами? Ну, раскрой глаза, перед тобой я, Люба, та девушка, которую ты преследовал, как волк серну, но догнать не смог, …и у тебя ничего не получалось.

Но Сережа не реагировал на ее слова, он был как бы в коме.

– Я Люба Дерякина. Ты…помнишь меня, Сережа? Я жила в общежитии транспортного института, когда была на пятом курсе, а ты пытался ухаживать за мной. Это ты тот Ястребов? Не может такого быть. Голубчик, неужели это ты? Я так рада. Как ты себя чувствуешь? Где твоя рана, куда тебя ранило?

Горячими ладошками она ощупывала его руки, его грудь, спину и он открыл глаза и эти глаза, превозмогая боль, узнали Любу, гордую, неприступную студентку медицинского института. Две слезинки покрыли его темные глаза, и он едва слышно выдавил из себя несколько слов, таких важных, таких желанных для Любы. У ее сейчас было много раненых женихов, но ни один из них не вызвал у нее ничего, кроме чувства сострадания.

– Помню. Кажется так, но этого не может… – и он умолк, словно потерял сознание.

– Ты ранен в живот, очень опасное ранение Сереженька, птичка, Ястреб, терпи, наберись мужества и терпи. Терпение это все, это твое спасение, ты понимаешь это? Это говорю я, Люба, за которой ты так долго пытался ухаживать, а я, я была дура…Мне надо было чтоб ты…стукнул кулаком и сказал: не выкаблучивайся.

Сережа пытался еще что-то выдавить из себя, но не смог. Люба не поняла, что он пытался сказать и сама начала тараторить.

– Сейчас, сейчас, потерпи. Укол, обезболивающего. Тебе станет легче, соколик мой.

Она остановила машину, неопознанную машину, перетащила его при помощи солдата ополченца и приказала направиться в соседнее село, где располагался полевой госпиталь.