Украина скаче. Том II

Но американцы воздержались, как это ни парадоксально: им не нужен был новый фюрер, который мог не признать господство дяди Сэма над своей родиной после того, как он стал бы полновластным хозяином Киева и всей страны. Выходит, что Олег Фротман таким образам ничего не выиграл от переворота в Киеве, а наоборот, проиграл, потому что перестарался. У него уже была своя философия, своя программа, а это не вписывалось в американские планы. Американцы хотели, чтоб украинский фюрер плясал только под их дудку, но не доставал свою из грязных штанов.

В Верховной Раде при Януковиче, он имел свыше двадцати мест, вернее – свыше двадцати депутатов в парламенте, а сейчас, после свержения законного президента на американские доллары, дядя Сэм не назначил ему, а точнее не дал ни одного места в верховном органе страны. Тяжело было проглотить эту горькую пилюлю, но он проглотил ее мужественно, с достоинством.

– Посмотрим, что скажет народ! А народ за меня, за мою партию. За мои идеи. Вон Ляшка-Букашка радикалист, у него куда более длинный язык, чем у меня, а в Верховную Раду пролез вместе со своей партией. Ну, подавайте следующего мальчика, этот расхныкался, обслюнявил меня всего. А у меня энергии будь здоров, – требовал Олег в чисто мужском притоне, куда только вход стоил тысячу долларов.

Вальцманенко уже, будучи президентом, ласково поговорил с ним, как с братом по крови.

– Ты не кипятись. Судьба – это такая штука, даже женщиной назвать ее трудно, ибо женщина не способна на такие козни, как судьба. Прежде чем удостоишься награды, она заставит тебя преодолевать такие преграды, что человеку даже вообразить трудно, – утешал его Вальцманенко. – Вот тебе живой пример! Он сидит рядом с тобой…ты, пацан, не дергайся. Стал на четвереньки, так и стой, не дергайся, получишь на сотню долларов больше. Вот-вот, так-так. Так вот, Олежек, ты знаешь, сколько раз я разорялся, потом мои дела пошли в гору, потом я стал депутатом, потом был министром иностранных дел, потом был министром у Януковича, а теперь…. Ты стал свидетелем того, что со мной произошло. Если ты не найдешь себя, если тебе будет грозить политическая смерть, все равно не падай духом. Я поддержу тебя. Мы же, как ни как, не чужие люди.

– Что, что? Ты претендентом на роль первого лица?

– Ты захватил, тебя назначили, заплатил небось сто миллионов…Но это же несправедливо, как так можно? Ить наша тройка, я, Клочка и Бакай, объездили все города Украины со своими флагами, поднимали массы, оживляли эти массы, массы кричали ура! А ты…, ты отсиживался, портил мальчиков в саунах в это самое время. Ты ни разу не вышел с нами на улицу покричать, пошуметь. Ты хоть знаешь, откуда взялся лозунг Слава Украине? Кто его придумал, кто его первым произнес? нет, не знаешь. Ты сидел под прессом своих миллионов, бизнес застлал твои глаза, помутил твой ум, и теперь ты президент?! – возмущался Фротман. Он дважды стукнул мальчика по голой попке, а потом пнул его ногой, забыв о чаевых. – Я…, я так это не оставлю, я соберу своих сторонников, я вскрою склады с оружием, я вооружу своих бойцов, они не пожалеют своих жизней. Олег Фротман это не то, что ты думаешь. Олег Фротман это – гора. Он непобедим! Слава Украине, хайль!

Вальцманенко обнажил свои зубы, даже мальчика прогнал, не завершив сеанс. У него так растянулся рот в американской улыбке, что у Фротмана начали дрожать колени.

– Ты…того, успокойся. Ты хочешь меня съесть. Ладно, черт с тобой, царствуй в золотом кресле Януковича, которого я сверг, а ты стоял в стороне.

– Слава Украине, – вскрикнул Вальцманенко, дабы доказать, что они одного поля ягода, если даже у них имеются экономические и стратегические разногласия, связанные с захватом власти. Но Фротман снова стал корчиться, не то от боли, не то от страха. Теперь ему виделся Вальцман с закрытыми зубами и выпученными глазами, что значило: он готовится к прыжку.

– Не имею больше притензиев, Слава Украине, Слава Степану Бандере! – произнес сотоварищ Фротман (Тянивяму).

– Слава Вальманенко – Вальцману!

– Никто так не печется о благе украинского народа, как я и моя партия, партия под символическим названием «Свобода». Я просто удивляюсь, как ты, Вальцманенко, этого не понимаешь. Ты идешь в президенты, ты покупаешь эту должность. Ты, должно быть, не единожды мусолил эту, эту, как ее, Нудельман, и она тебя выбрала. Она, это она! И не просто так…за поцелуй в подбородок. Свяжи меня с ней, если ты настоящий друг, я ее отделаю, да так, что не ходить, а летать будет. И тогда Бардак, ее дружок, сразу изменит свое решение.

– А этого не хочешь? – сказал великий человек всея Украины, тыча дулю в нос обиженному на весь мир Тянивяму – Фротману.

– Ты, того, убери это! Я прощаю тебе твои причуды, хорошо зная, что у всякого великого человека, есть то, чего нет у других. Адольф Гитлер, например, мог толкать речь и чесать мошонку, Муссолини пороть мальчика и произносить речь, от которой все балдели.

– Шалом! – произнес Вальцманенко волшебное слово.