Потом разглядел Цветаева, который стоял напротив окна, и дёрнулся с такой силой, что затрещала ткань. Ему почти удалось вырваться, и Цветаеву пришлось ударить его ещё раз. Грузин обмяк, как мешок с трухой. Тогда Цветаев поискал глазами и обнаружил портупею засранца. Портупея была сделана из натуральной кожи, грузин не мог её разорвать.
Явился запыхавшийся Жаглин. На его морде красовалась следы от ногтей, а на руке с гипсом блестели золотые часы.
– Где тебя черти носят?! – спросил Цветаев.
Жаглин скорчил мину, которая говорила: «Отстань!» Цветаев сказал:
– Это грузин, а не пиндоса.
– Что?! – крайне удивился Жаглин и перевернул грузина на спину.
– Ну что? – ехидно полюбопытствовал Цветаев. – Убедился?!
– Точно, грузин, ляха бляха! – с разочарование произнёс Жаглин, изучая при этом почему-то его вялый уд и к вещему своему удовлетворению не находя его достойным уважения.
Грузин пришёл в себя, веки с длинными, как у девушки, ресницами затрепетали.
– Кто вы? – спросил он, открывая глаза.
– Какое тебе дело, собака, кто тебя убьёт? – спросил Жаглин и пнул его.
– No, it is not. I am not Georgian, I…[12]
– Что он сказал? – удивился Жаглин и посмотрел на Цветаева.
– Понятий не имею, – посмотрел на него Цветаев. – Ты кто такой? – спросил он, обращаясь к грузину.
– Я американец, – сообразил грузин.
– А нам по барабану! – вдруг заорал Жаглин. – Ты приехал нас убивать и трахать наших баб!
– No, it is not, not to sex![13]
– выпалил грузин.Несомненно, он понял, что запахло жаренным, и попытался отделаться тем, что является американцем.
– Так я тебе и поверил, ляха бляха! – угрожающе нагнулся над ним Жаглин и заржал, как конь.
– Так кто ты такой, – спросил Цветаев, – американец или грузин?!
– Американский грузин.
– Сын Саакашвили! – снова заржал Жаглин.
– No, it is not, not Saakashvili! – сообразил грузин.
– Имя, фамилия?!
– Барри Гоголадзе, – услужливо ответил грузин.
– Суррогатный грузин! – высказался Жаглин.
– Барри, что ты здесь делаешь? – серьёзным тоном спросил Цветаев.
– On the basis of the thirteenth article of Genevan Convention you must apply with me humanely[14]
, – выдал Барри Гоголадзе.– Чего-о-о?! – страшно удивился Жаглин. – Ты ещё над нами издеваешься, ляха бляха?!
– Кто ты такой вообще?
– В смысле?..
– «Чвашник»?!
– Я не знаю, что такое «чвашник»…
– Частная военная армия! – хором и с плохо скрываемой яростью объяснили ему. – Ляха бляха!
– Да, – признался Барри Гоголадзе, – только у вас неправильное представление о нас. Мы…
– Заткнись! – посоветовал ему Цветаев.
– Заткнись! – добавил Жаглин.
– Хорошо… ладно… – покорно согласился Барри Гоголадзе и «натянул» на лицо постное выражение.
Он понял, что за Зинку его убьют точно, а за «чвашника» могут просто хорошенько настучать по голове.
– Надо на него штаны надеть, – заметил Цветаев и посмотрел на Жаглина, мол, что будем делать? Но Жаглин ничего не подсказал, ход мыслей у него был совсем иным.
– Ты взял, ты и надевай, – брезгливо ответил он.
– Отволочём в любую пустую квартиру, – предложил Цветаев, – а потом Тошу приведём. А?..
– Ага, – иронично заметил Жаглин, – так он тебе и придёт. Пророк в лучшем случае обложит матом, а в худшем – посмотрит с презрением, мол, не можете нормально работу сделать!
– И то правда, – согласился Цветаев и внимательно посмотрел на Барри Гоголадзе. – Не волочь же на себе такого борова.
Он представил, как они потащат голого Барри Гоголадзе через весь район и как Пророк скорчит недовольную мину. Надо было на машине ехать, да Жаглин: «Рядом, рядом».
– А я о чём!
– Тогда грохнем здесь!
У Барри Гоголадзе от услышанного расширились зрачки. Он стал часто дышать.
– Нет, – заявил Жаглин, – я хоть и скотина, но убивать его здесь не могу.
– Почему? – удивился Цветаев.
– Зинка… – отвернул морду Жаглин.
– Что «Зинка»?.. Блин!
Учить тебя жизни надо, решил Цветаев.
– Зинка расстроится… – нехотя буркнул Жаглин.
– По-моему, она уже расстроилась, – насмешливо заметил Цветаев.
– Одно дело в квартире, а другое – на улице… – возразил Жаглин. – Забрызгаем всё.
И Цветаев понял, что Жаглин хочет помириться с Зинкой и снова, как прежде, ходить к ней в гости. Дурак, решил он, ничему не учится.
– Тогда, что, отпустим?.. – предложил Цветаев, хотя не верил даже самому себе.
– Легко, – быстро согласился Жаглин, – только вначале кастрируем!
– Кастрируем?! – Цветаев весело посмотрел на Барри Гоголадзе. – Ха! Он не согласится!
– А кто его, идиота, спросит?! – удивился Жаглин. – Дай нож.
– Ещё чего, марать инструмент. Иди на кухню, возьми потупее.
– И то правда, – обрадовался Жаглин.
Цветаев подумал, что Пророк будет крайне недоволен переездом на другой конец города и что вся эта затея с американцем уже провалилась.
У Барри Гоголадзе наконец прорезался голос:
– Что вы задумали?!
Он глядел на них безумными глазами.
– Где-то здесь я видел «скотч», – буднично произнёс Жаглин и принялся искать его.
– Стойте! – закричал Барри Гоголадзе. – Я не военный, я строитель. I am a builder.
– Чего ты строишь? – поинтересовался Жаглин.
– Я не строю, а восстанавливаю, – с надеждой в голосе отозвался Барри Гоголадзе.