Украина.точка.РУ (СИ)

И услышал, глядя в искаженное ужасом лицо, просящее сохранить ему жизнь, просящее забыть майдан, «Беркут», рукоблудную войну на Юго-востоке, разрушенные города и села, предательство славян и кровь братьев:

– Там! Там! Там!

Штанина у него сразу густо пропиталась кровью.

– Какой же ты воин, – наклонился Цветаев, – если даже достойно умереть не можешь?

– Русский, только не убивай! Только не убивай!

– Да ты ещё и не местный?!

– Поляк… У меня друг есть… – попытался разжалобить, показав пулю на цепочке, – не убивай ради бога, он меня ждёт!

– Ещё и педарас! – покривился Цветаев.

– Я знаю, тебе это не понять… я отверженный раб… – бормотал «пшек», – гей-пасси…

– Да, куда уж, – согласился Цветаев, брезгливо отстранясь от искаженного страхом лица.

«Пшек» бормотал всё тише:

– Не убивай… только не убивай…

Его руки, сжимающие рану, разжались и упали на пол, голова склонилась набок. Готов, понял Цветаев и побежал искать Гектора Орлова.

Он нашёл его в клетке, в баскетбольном зале, превращенную в тюрьму, сбил хлипкий замок дубовой лавкой, которую прихватил из коридора, и влетел внутрь:

– Живой?!

Гектор Орлов показался мёртвым: остекленевший взгляд и оскалившийся рот с запекшимися губами взывали к осмыслению ситуации. Ноги у Цветаева подкосились. Всё напрасно, понял он. Что я теперь Антону скажу?!

– Вода есть? – вдруг повернул голову Орлов.

– Есть, есть, старик, есть! – обрадовался Цветаев, но вместо воды мог предложить только сухое итальянское вино.

К его удовольствию, Гектор Орлов влил в себя всю фляжку и приказал, заплетающимся языком:

– А теперь тащи меня, но осторожно, у меня рёбра сломаны.

Глава 4

Предатель

– А Сашка где? – первое что спросил Гектор Орлов, когда открыл глаза и посчитал: их было только двое – двое, склонившихся над ним. Он перевёл вопросительный взгляд на дверь за их спинами, как будто Жаглин должен был войти и прокричать своё бесшабашное: «Ляха бляха!», а вслед за ним должна была появиться их бесшабашная юность и тоже прокричать что-нибудь эдакое, например: «Любите друг друга, верьте в друг друга, не предавайте друг друга!», а не собачьтесь по поводу и без повода.

– Нет Жаглина, – сказал Пророк таким странным тоном, что Цветаев удивился, раньше Пророк о Жаглине унизительно не говорил.

– Как нет?! – только и воскликнул Орлов.

Напичканный лекарствами он проспал двое суток, и Цветаев уже стал беспокоиться, но Пророк сказал: «Только лучше будет».

– Убили его.

– Убили! – Орлов вскочил, но тут же, закашлявшись, упал на подушку: – Сука!

И глаза у него вспыхнули куражным светом. Без этого куражного света Орлов не был бы Орловым, и их школьными годы не были бы школьными, а напрасно прожитыми годами. Цветаев понял, что любит не только Гектора Орлова, Тошу, Ирку Самохвалову, но и Лёху Бирсана, которого все вычеркнули из жизни. А ведь Лёха должен был с ними быть, и был в самом начале, но сделался предателем, и теперь о нём никто не вспоминал.

– Не волнуйся, тебе вредно, – со свойственным ему авторитетом заявил Пророк и принялся суетиться, как наседка над яйцом. Побежал на кухню, принёс куриный бульон с половинкой варёного яйца и мягчайшую булочку, по правую руку от Орлова положил ложку, по левую – вилку и отстранился, полюбовавшись, как тёща на зятя. Цветаев почувствовал себя чужим на этом празднике жизни – так за ним ухаживала только его любимая жена Наташка. Воспоминания захлестнули его крепче, несколько мгновений он находился в оцепенении, слова долетали словно из Канзаса.

Пророк между тем сновал из комнаты в кухню и обратно. Цветаев усадил Орлова в кресло и обложил подушками. Орлов, словно извиняясь, улыбался.

– Как же так?.. – спросил он, глядя на Цветаева почти старческими глазами, ранняя тень смерти легла на них и испугала Цветаева, ему казалось, что Орлов вот-вот умрёт, а вместе с ним умрёт часть прошлого, которое он так любил, потому что прошлое придавало ему силы и не давало пропасть.

– Что? – переспросил Цветаев, хотя, конечно, понял вопрос.

– Я говорю, как же так?

– Старик, это длинная история, – пожал плечами Цветаев, говоря тем самым, что тема неоднозначная и потому требующая осмысления, как и в случае с Лёхой Бирсаном, хотя с Лёхой как раз всё было железобетонно, доказательства на лицо в виде отбитых почек у Пророка. – Я не знаю… – невпопад ответил Цветаев.

У него самого давно накопились вопросы, но он приберёг их на потом, когда Орлов поправится: где он шлялся и что это было, попытка к бегству?

– А зачем тебе Жаглин? – радостно спросил Пророк, вбегая в комнату.

Цветаев сделал предостерегающий жест, но было поздно.

– В морду ему дать хочу!

Пророк едва не выронил бутылку арманьяка из рук:

– Вот это да!

Самое странное, что он, не взглянув на Цветаева за поддержкой, сказал сварливо:

– Ты ешь, ешь, не волнуйся...

Солнечные зайчики отражались в его озабоченных глазах, углы рта были опущены вниз. Это предвещало катастрофу вселенского масштаба. Должно быть, он тоже страдал, сообразил Цветаев, и ему вовсе не хочется видеть в Гекторе Орлове второго предателя. Хватит предательства, достаточно лжи, я так устал об неё, было написано у него на лице.