Украина в Берлине

астральную императрицу?

Рассвета лучистая слава.

Я позади неё справа —

лишь ею видимый ангел.

А ты — целомудренней Евы,

которая в ласках светила

свой фиговый щит обронила, —

истомно платан обнимаешь,

закинула ножку на сук.

Кто я твоей власти капризу,

когда позади тебя снизу,

под наших сердец перестук,

ярю бёдра справа и слева

и ртом добираюсь до зева?

Я, нервничая, жду приговора Оксаны. Она высокомерно произносит:

— Какая заумь! И эта старушка вдохновила на такое?

— Да нет же! — возражаю запальчиво и начинаю объяснять: — Написано три года назад. Вдохновила та, кого я сравниваю с Евой…

— И у кого вдохновляющая жопа! — вставляет Оксана.

— Английская королева тут — символ, — уклоняясь, сообщаю я тоном извинения. — Ею может быть любая из английских королев — хотя бы Анна Болейн, вторая жена Генриха Восьмого.

— Которой он отрубил голову, — мрачно добавляет моя спутница.

Дома вечером мы попиваем мартини и смотрим фильм сериала «Тюдоры». Оксана уведомила меня, что играющий Генриха VIII Джонатан Рис-Майерс — её секс-символ. Мы соглашаемся друг с другом, что необыкновенно сильна сцена, когда палач отсекает Анне Болейн голову мечом, что Натали Дормер потрясающа в роли Анны.

Оксана во власти эмоций.

— Как он её любил! А потом велел отрубить голову, — говорит о Генрихе VIII с щемящим напряжением в голосе.

— Жестокий секс-символ, — высказываюсь я, имея в виду эффектное воплощение Рис-Майерса в короля.

Оксана, бессильная освободиться от обаяния своего секс-символа, произносит восхищённо-растерянно:

— Жестокий…

Я интересуюсь, а почему она ни разу не спросила меня, кто мои секс-символы.

— Я знаю один, а про другие не хочу знать, — говорит она многозначительно, с нажимом на «другие».

Мы досматриваем фильм, после чего настаёт восхитительный момент в спальне, когда я в одной майке лежу навзничь на кровати, а Оксана встаёт на неё коленями, и тут же я ощущаю её руки.

* * *

Ночью перед важным днём я потчую Оксану двумя строфами из давно написанной поэзы, которые сейчас представляются мне уместными:

Европою пустынь, у страсти на аркане,

Везли мы свадьбы торт в безлюдьем полный храм…

Мне верою была, таящейся в обмане,

Лун обнажённых ночь, к чьим я припал стопам.

Молясь даренью губ, я в губы брал фиалку,

У магии цветка прося ускорить бег

Разверзших устье ног в экспресса беге жалком —

Как Марса без войны победоносный век.

Я поясняю, что обнажённые луны — это женские ягодицы.

— Я догадалась.

— А фиалками Блок называл клиторы.

На лице Оксаны — интерес, она запомнит.

Утром мы в бюро адвоката, с которым я заранее договорился по телефону о приёме. У нас вопрос: как нам заключить брак, когда я — гражданин Германии, а Оксана — гражданка Украины. Адвокат рассказывает о процедуре, даёт мне бумагу, где указаны нужные документы. Он так приветлив, что не хочется думать об одном условии — Оксане надо будет пройти тест на владение немецким языком, которого она не знает.

По пути из бюро я пытаюсь убедить мою спутницу: надо срочно заняться языком, потребуются-де самые простые знания. Она в чёрной меланхолии произносит:

— Надо столько времени! Я не смогу настроиться.

Мы с ней рисовали себе, что зарегистрируют наш брак, она получит вид на жительство, потом станет германской гражданкой, привезёт сюда сына. Теперь это в туманной дали.

Многолюдная улица — лик мультикультурного Берлина. Оксана на миг останавливается.

— Кого только не принимают, не знающих слова по-немецки!

Мы двое среди движущихся людей, будто в коконе отчаянной горечи. Я, вымученно усмехаясь, читаю финальную строфу поэзы:

Вскипевший был рассвет трезвей бисквита с чаем.

Куда мы дели, ночь, парчовый наш закат?

Бесценный лунный блеск — чарующе-отчаян —

Гнал сонный наш экспресс рассеянно назад.

В тесноте сутолочного обыденного дня Оксана говорит с такой искренней убеждённостью, что шуткой и не пахнет: я накаркал своим стихотворением итог нашего визита к адвокату. Задумываюсь о том, что тогда, когда у меня возникла поэза, с чего бы я писал о свадьбе? Я был женат, ничто не предвещало развода и новой свадьбы.

Размышляю вслух о тайнах творчества, о том, что некоторые произведения рождаются, как сны, которые предсказывают будущее. Оксана перебивает меня: сколько мы с ней живём, она ни разу не видела меня за работой.