Украина в глобальной политике

Как было отмечено выше, к концу 2014 года противостояние России и США переросло в глобальное противостояние неформальных, организационно не оформленных блоков, ориентированных, с одной стороны, на Россию и создание новой справедливой системы глобального политического и экономического взаимодействия и, с другой стороны, на США и сохранение старой системы американского доминирования, работающей исключительно в интересах США. Это означает не только эскалацию конфликта, но и резкое ограничение возможности достижения компромисса между Москвой и Вашингтоном. И России, и Америке теперь необходимо учитывать интересы своих союзников, у которых могут быть собственные взгляды на формат компромисса. Если США в принципе не считают необходимым церемониться со своими союзниками, то подход России не просто изначально иной – предполагающий выработку общей позиции, даже если это требует длительных консультаций, союзник выдвигает требования, явно превышающие его реальный вес, и проблему можно было бы быстро решить путем силового давления. Россия в принципе не может поступать иначе. Декларируя приверженность ценностям нового справедливого многополярного мироустройства, в котором будут учтены интересы каждого, даже самого маленького и слабого государства, необходимо этой декларации соответствовать. Тем более когда борьба с опасным врагом еще не окончена и находится в решающей фазе.

Таким образом, с вовлечением в противостояние новых участников пространство для политического маневра каждой из сторон сужается, а конфликтный потенциал нарастает, поскольку у каждого нового союзника свои проблемы и противоречия с оппонентами, которые должны быть учтены при выработке компромиссного варианта. Можно с уверенностью утверждать, что тот момент, когда компромисс был еще возможен, сторонами уже пройден. В принципе, США вообще не предполагали ни малейших уступок со своей стороны, признавая только безоговорочную капитуляцию и принятие Москвой всех их условий. Для России исчерпанность возможностей поиска компромиссного решения стала очевидной в Брисбене. Учитывая крайнюю взвешенность Путина, принципиальную деликатность России в международных отношениях и акцентированную приверженность российского МИДа букве дипломатического протокола, досрочный отъезд главы российского государства может трактоваться только как дипломатический демарш. Заявление о необходимости выспаться придает ему подчеркнутый характер.

Это окончательная и бесповоротная констатация невозможности договориться. В ином случае Путин мог бы быть жестким, даже колким, но остался бы продолжать переговоры. Ну а раз договориться невозможно, то «на войне как на войне». Первые же действия России подтвердили правильность вышеприведенного тезиса. Внезапный (1 декабря 2014 года) отказ от участия в долгое время продавливавшемся Россией проекте «Южный поток» поверг Европу в панику. И вовсе не потому, что биржи среагировали на соответствующее заявление Путина в Анкаре ростом цен на нефть и газ. Рост оказался не таким уж и значительным, особенно после многомесячного падения, восходящий тренд – неустойчивым, способным в любой момент смениться новым падением цены. Просто «Южный поток» был крупнейшим и символическим инфраструктурным проектом, связывавшим Россию и ЕС. Пока Москва боролась за его реализацию, Европа могла ощущать свою безальтернативность как основного потребителя российских энергоносителей. Даже на фоне российско-китайских газовых контрактов, позволивших России диверсифицировать направления своих поставок и найти альтернативного ЕС, не менее крупного покупателя газа, позиционирование ЕС как стратегического партнера России сохранялось, покуда проект «Южного потока» находился на столе. В Брюсселе настолько привыкли к сложившейся ситуации, что даже не задумывались о том, что она когда-нибудь может измениться, а любые российские намеки на возможность иного выбора и наличие неплохих вариантов воспринимали как не заслуживающие внимания блеф и шантаж. Когда же в один прекрасный день намеки вдруг стали реальностью, выяснилось, что у ЕС нет ответа на жесткую позицию России.

В Брюсселе привыкли к тому, что Москва терпеливо сносит все гадости, изобретаемые еврочиновниками, и так же терпеливо стремится к сотрудничеству. Действительно, Россия именно так и действовала, понимая сложность и неоднозначность ситуации внутри ЕС и безграничные возможности, которые сулит реальное стратегическое партнерство с Европой – если его все же удастся продавить сквозь достойное лучшего применения упорное сопротивление евробюрократии. Но этот образ действий не был раз и навсегда задан. Его придерживались, пока была надежда на то, что ЕС примет разумное решение. Когда же стало ясно, что этого не произойдет, смысл терпеть и ждать исчез. Россия начала рвать ненужные связи.