Украина в огне

Что происходит у наших, мне не видно. Связи тоже нет. Зато камрады совсем в жопе не ковыряются — вплотную подошли к остову центра. Впереди бульдозер. За его подряпанным ковшом гиппопотамом за березкой пытается спрятаться танк. С краев идут четыре бэтээра. Две БМП замыкают цепи по краям. Позади всех, по уму — как Чапай учил — командирская штабная машина. Но это еще не самое страшное. Между и позади брони сгрудилось до роты мазепанцев. В мощный прицел видны жухло-желтые «вилы», вышитые на их шевронах. Камуфлированные рукава закатаны. Натовские каски низко натянуты на сурово насупленные шнопаки. Ну, прям эсэсовцы, еб их мать, да и только! Давайте, падлы, отрабатывайте свои сребреники. Сейчас, как дойдет до дела — парочку порву: никакой доктор, даже трижды «европэйський», не заштопает…

Внизу раздались заполошные крики. Повел длинным стволом. Из невидимого мне провала показалась рука с голубым миротворческим флагом и белыми буквами. Следом, с окровавленной головой, показался здоровячок телевизионщик. В сильную оптику видно, что у него, словно актера театра кабуки, — на совершенно белом лице горят губы с красными потеками. Сверху кармином сияют щедро окровавленные волосы. Грузин в полубессознательном состоянии: телепается всем корпусом, паралично размахивает окостенелой рукой с флагом, спотыкаясь и ударяя себя по ногам, тащит какой-то аппарат с тянущимся за ним на проводе микрофоном. На скособоченном голубом бронежилете, спереди и сзади, спасительные надписи PRESS. Следом из подвала выныривает второй. Тоже — рослый детина. Не понял — там же мелкие все…

Блядь!!! Жихарь, сучара, что ты творишь?!

Напялив на лоб голубую каску и журналистский броник, подталкивая телевизионщика в спину камерой, следом сутулится мой взводный. В правой руке по земле тащится огромный баул съемочной группы с неизменной белой надписью PRESS по яркому, темно-голубому фону. Что за хрень?!

Из-за машин выскакивают несколько радостных харь. Ну, понятно, счастье-то какое привалило: героически, с боем, спасли, нет, даже не так — вырвали из окровавленных лап донбассярского зверья — съемочную группу дружественной республики. Медаль Конгресса отхватит кто-то из командоров, не иначе…

Присмотревшись, замечаю, что из прорехи баула свисает знакомая широкая лямка с наплечными подушками… Ё!!! Это же бугаевский рюкзак — наследство Денатуратыча! Весь наш запас мин, сосредоточенных зарядов и взрывчатки… Блядь! Юра — не надо. Пожалуйста, брат! Нет! Нет!!! Щелкнув предохранителем, всаживаю разрывную в метре перед ногами.

Пофиг! Камрадская броня поднимает стволы. Сейчас глянут на дисплеи контрснайперских пеленгаторов и порвут, что грелку, мою позицию вместе с остатками пятого этажа.

Юра, не останавливаясь и не моргнув на мой сигнал, успевает дотолкать несчастного генацвале до «Чизеты»; поддернув всем корпусом, с размаху бросает сумку под танковую башню и… тонет в оглушительном черном разрыве.

В уши бьет рвущей череп тишиной. На месте танка, растягиваясь вширь, заклубилось буро-пепельное, тут же закрывшее обзор до третьего этажа, тяжелое облако. Все замерло. В голове через мгновение вибрирующе взорвался миллионоголосый хор черноморских цикад. Крипаки куда-то запропастились — смыло, видать, взрывной волной. Остальные машины поникли длинными носами. Что на месте танка и ближайшей к нему «АМVэшки» — не видно.

Через пару минут, не меньше, открывается верхний люк стоящей позади всех КШМ. Оттуда вначале высовывается по грудь, а потом садится жопой на край брони молодой, белесый офицер. Стягивает с головы шлемофон. Глаза ошарашенные, потерянные. Я тебя понимаю. Обождь… Сейчас они у тебя не такие станут. Округлим щаз, до предела, зеночки подслеповатые…

Тщательно прицеливаюсь и всаживаю тяжелую бронебойно-зажигательную прямо в центр грудины. Угадай с трех раз, чучмек: поможет ли тебе пендосский броник?

Офицера, швырнув назад, крепко ударяет о раскрытый люк, и он, на резинке собственной шеи, по кругу мотнув мгновенно обессилевшей головой, зомбочкой валится набок. Рассматривать результаты я не стал — отскочив от угла, прометнулся в конец коридора, выскочил в бывшую подсобку с обрушенной стеной тыльной стороны здания и, на ходу выдернув из-за пояса брезентовые рукавицы, съехал вниз по тросу на кучу битого щебня.

Над головой, вырывая из стен бетонные слезы, загрохотали разрывы автоматических пушек…

Уже не важно — теперь хоть заподлицо срезайте башню. Мне одного взгляда сверху вниз хватило, чтобы увидеть уходящую меж развалин группу с тремя кевларовыми носилками на руках.

Перехватив тяжелый «Кончар», потрусил догонять.

Прощай, Луганск. Как я тебя, блядь, ненавижу…

Глава VIII Великий Лог

— Подписывай, Деркулов. Ты же столько этого добивался… — Павел Андреевич расслабленно следил за вычитывающим официальный бланк Деркуловым. Разжогин примерным школяром, сложив перед собой руки, терпеливо ждал результата.

Задержанный, внимательно прочтя бумагу, взял со стола шариковую ручку и поставил в нижнем левом углу размашистую подпись.