Украинская каб(б)ала

Я пробормотал нечто невразумительное, не понимая, что он имеет в виду, а услышав произнесенную цифру из его уст – две тысячи четырнадцатый! – весь похолодел и покрылся потом. Ужасная мысль о том, что злой рок или недруги, кои всегда найдутся у порядочного человека, заперли меня в лечебницу для душевнобольных и этот старый жид (Слово «жид» зачеркнуто. Вставлено слово «человек». Примечание издателя.) – вовсе никакой не лекарь, а несчастный умалишенный, которого подселили ко мне в палату, дабы окончательно унизить мое достоинство и звание академика, растоптать все божественное, что есть в человеке, заставили исторгнуть дикий крик.

– Ша! Прекратите кричать, а то соседи подумают, что я кого-то убиваю! – сердито прикрикнул он и, придвинув табуретку к моему ложу, тяжело вздохнул. – Ну, хорошо! Я постараюсь вам кое-что объяснить. Только не волнуйтесь, вам теперь волноваться нечего!

Далее он поведал историю о том, что я, Тарас Григорьевич Шевченко, бывший крепостной графа Энгельгардта, выкупленный из неволи путем розыгрыша в лотерею портрета милого моему сердцу Василия Андреевича Жуковского кисти учителя моего великого Карла Брюллова, после множества перипетий в моей жизни, включая ссылку в солдаты, по возвращению в Петербург умер 10 марта 1861 года, а спустя сто пятьдесят три года руками моего визави был вырван из физического небытия путем опыта, который он назвал странным иноземным определением – «практика каббалы».

Я слушал эту великолепную и достаточно жуткую сказку с раскрытым ртом, незаметно щипал себя за все части тела, дабы убедиться, что это не сон, не игра моего воспаленного воображения или, не дай Бог, душевной болезни, когда больному чудится, будто он разумнее своих врачевателей. Но лекарь мой, которого звали Семеном Львовичем (он кратко сообщил свое имя, не вдаваясь в подробности), похлопал меня по руке и сообщил, что на сегодня довольно информации, и посоветовал «переварить» услышанное, а еще лучше завести по моему обыкновению журнал, куда я могу изливать свои впечатления и размышления. Признаться, я насторожился столь откровенному предложению и спросил, откуда ему известна моя любовь к тайным записям, на что он рассмеялся и, пожав плечами, принес книгу с моим фотографическим снимком в шубе и каракулевой смушке. Я растерялся и, принявшись осторожно листать книгу, наряду с моим детищем «Кобзарем» нашел и страницы Дневника, начатого мною числа 12 июня месяца 1857 года.

О, неблагодарные потомки! Ведь предупреждал чрезмерно любопытных, что записки мои «не для мгновенной славы, для развлеченья, для забавы, для милых искренних друзей, для памяти минувших дней»! И как можно являть свету все, что запишет писатель в дневник в минуты обнажения перед собой и самим Господом? Словно мало нашим любопытствующим злотарям ковыряния в поступках поэта, когда он еще жив, а они, не насытив зловредного любопытства, норовят провертеть дырочку в нужнике, дабы торжественно возвестить обществу, что и в уборную гений ходит, как все прочие смертные, отчего великая радость и утешение обывателю. Хоть в этом он им ровня!

Я гневался долго, однако гнев прервал мой воскреситель, принесши толстую красивую тетрадь и дивное перо, которое не следовало макать в чернильницу. Глянув на эти предметы, я заплакал, осознав, как далеко продвинулось человечество в различных ухищрениях. Еще горшей была мысль о том, что на целых полтора столетия я был вырван из земной жизни и, вероятно, пропустил немало интересного. Кое-как успокоившись, я решил начать свои записи, предварительно попросив Семена Львовича немедленно сжечь их, едва старуха с косой в очередной раз явится по мою душу.

9

Объявление

15 февраля с. г. в конференц-зале состоится закрытое заседание Президиума Спилки литераторов Украины.

Повестка дня

1. Информация Головы Мамуева Б. П.

2. Разное.

Явка всех членов Президиума обязательна. Кто не сдал взносы за 2010, 2011, 2012 и 2013 г.г., могут сидеть дома.

Секретариат

10

Председателю Союза живописцев и ваятелей Фельбабе Г. И.

Уважаемый Григорий Иванович!