Украинская трагедия. Технологии сведения с ума

Существует много стран, где есть региональный раскол. Если посмотреть, как голосуют на выборах немцы, станет очевидно, что выделяется территория ГДР; в США — четкие границы между штатами республиканцев и демократов. И так далее. Россия, где нет регионального раскола, является скорее исключением, чем правилом. Ближайший западный сосед постУкраины — Польша — тоже отчетливо делится на восток и запад: воеводства, граничащие с Германией и Чехией, голосуют за более либеральные и европейские силы; электорат Восточной Польши массово поддерживает правых консерваторов и националистов; Варшава — традиционно проевропейская и оппозиционная, хотя находится скорее на востоке страны. Кстати, последние президентские выборы кандидат от восточных националистов Анджей Дуда выиграл с минимальным преимуществом в 3 %. При этом никто в Польше не устраивает госперевороты, не требует переголосовать выборы в третьем туре, не захватывает политическим табором центральную площадь в Варшаве и не начинает жечь покрышки и плодить бомжей в округе. И никто не создает из Восточной или Западной Польши образ внутреннего врага. Нет, польские элиты направляют национал-шовинистический порыв вовне, а не внутрь страны. Даже мысли не может возникнуть, что политики от Запада Польши возьмут власть и объявят восточных жителей «недополяками», подлежащими либо перевоспитанию, либо изгнанию. У себя польские элиты не позволяю!’ никому играть на региональных различиях.

Джинна гражданского конфликта очень просто выпустить, а мир в обществе устанавливается десятилетиями. Достаточно одного погрома в городе, и жители еще много лет будут бояться толпы, ставить бронированные двери и решетки на окна. Политический национализм отличается от культурного тем, что проникает во все группы общества. Культурный национализм можно десятилетиями держать в формате этнографии, лингвистики и увлечений интеллигенции и провинциальной «элитки». А уничтожить национализм невозможно, потому что национальные различия существуют. Соответственно, актуальна задача сделать национализм немассовым и конструктивным.

В случае постУкраины региональные различия, доведенные до политического раскола, стали питательным бульоном для национализма. Майдан-2004 показал украинским политическим элитам, что уличный шантаж при поддержке США позволяет захватывать власть и становиться над законом. Так был легитимизирован украинский евронационализм, строившийся на трех принципах, таких как:

• деколонизация, то есть выход из всех форм сотрудничества с РФ;

• дерусификация, то есть дискриминация русской культуры и языка;

• демократизация, то есть получение власти теми, кого США и ЕС обозначат как демократов. Украинские политические элиты, получившие доступ к евро национализму, посчитали, что смогут вечно использовать его как политтехнологию. «Республика все равно расколота, так давайте использовать раскол с пользой для себя, — решили элитарии, подумав: — Раз ЕС и США готовы вкладывать в евронационализм, деньги надо брать».

Политтехнологические игры Восток — Запад, языковые спекуляции и практика евронационализма продолжались более 20 лет. В 2014 году они перешли в фазу гражданской войны. Но для украинских элитариев раскол и национализм — политические игрушки, только теперь еще можно безнаказанно убивать. Первопричина украинского евронационализма кроется в безнаказанности украинских элитариев.

Так как республиканская государственность была разделена между сотней влиятельных кланов и семей, на уровне регионов возникли менее богатые, но по-своему более влиятельные группы и семьи.

К 2002–2004 годам государство было заменено системой негласных договоренностей. Как это работало на практике: решением правительства ФПГ получила право строить частные причалы в порту, который формально был государственным, а фактически являлся «кормовой базой» для местных элитариев. Крупный инвестор, заходя с частным причалом, ищет в регионе операторов проекта. Рано или поздно происходит слияние или поглощение частным капиталом государственных активов. Местные элитарии чаще всего становятся младшими партнерами ФПГ — после того, как обанкротят возглавляемое госпредприятие и подготовят поглощение. В результате через 10 лет работы происходило полное сращивание интересов местных элитари-ев и влиятельной олигархии. Общие интересы приводили к тому, что вокруг каждой крупной «темы», как с частным причалом, формировалась городская группа влияния, помогающая проекту: прокуроры, судьи, таможенники, пограничники, строители, перевозчики, страховщики, банкиры и прочие контрабандисты. Прочные социальные связи между ФПГ и местными элитами сделали государство ненужным. Коррупционные связи оказались настолько сильны, что госаппарат начал обслуживать этот процесс. Евронационализм и межрегиональные противоречия в ситуации расползания государства на боярско-олигархические уделы были прекрасным инструментом отвлечения внимания и ширмой.