Мы собрали вещи и переехали к родителям на площадь Кирова на проспект Металлургов. Мы опустились в подвал этого же дома.
Пришли украинские военные. Скорее всего, это был “Азов”. Как сказал нам командир батальона: “В вашем доме мы будем занимать оборонительные позиции на верхних этажах, поэтому освобождайте верхние этажи”, — сказал, что от 6-го и выше. 18-го числа я выехал с мамой и братом, а отец остался в подвале вместе с родственниками».
«В Мариуполе этому были тысячи примеров, когда они, находясь в обороне, захватывали гражданские объекты (школы, детсады, жилые дома) и выставляли детей живыми щитами. Они специально делали, чтобы люди оставались в жилых домах, чтобы мы не могли никаким образом по этим домам оказывать боевое воздействие. Мы понимали, что там находятся мирные. Второй вариант, когда они часто стреляли по мирному населению, которое перемещалось в поисках воды. Когда наши ребята пробовали их спасать, то они обстреливали наше подразделение, которое спасало стариков, женщин и детей. Были такие моменты, что они простреливали детям ноги, чтобы они падали, и таким образом вызывали наших военнослужащих для операции по спасению. Третий эпизод — они не давали гуманитарных коридоров, и мы часто сталкивались с тем, что люди и хлеба не ели 30— 40 дней. Это связано с тем, что мы давали гуманитарные коридоры, а они людей не выпускали и оставляли их живыми щитами. Были случаи, что они просто заходили в дома и забирали последние закрутки и пищу у граждан Мариуполя. Очень много граждан Мариуполя за время украинской оккупации с 2014 года пропали без вести за то, что хотели говорить на русском языке. Я считаю, что это геноцид, потому что это не только физическое устранение людей, но и для того, чтобы исчезла русская культура в Мариуполе».
«Техники ВСУ было много в городе, и все стояли под жилыми домами. Вот прям возле дома БМП и просто машины бронированные стояли. У нас возле двора стояли. Меня уже дергать начинало, когда ночью слышу, что машина подъехала. К нам во двор сколько раз врывались. Говорила им, что написано же, что живут люди, а они мне: “У нас обстрел”, а у нас тогда что? Они прятались по дворам. К нам тоже забегали, отломали кусок шифера от забора и пробежали во двор. Прикрывались нами, в полном смысле слова. Подъезжали, ставили машину свою, которая сверху с пулеметом».
«ВСУ прикрывались мирными жителями. Ставили позади нас танки и бронетранспортеры. На крышах сидели снайперы, которые стреляли в людей. Повзрывали мосты и танки на мостах возле автостанции, которая идет на Донецк. Я лично видела взорванный мост, валяющиеся трупы.
Из мирных они щит ставили. Вот к нам за дом, за девятиэтажку заехал танк, потом снайперы стояли за пулеметами. Они как зомби стояли. Лица у них были желтые, как зомбированные, такое чувство, что приклеены к этому автомату. Мы вышли домами и кричали им вслед: “Уйдите, вы делаете на нас наводку, нас разобьют, а у нас полные подвалы детей”, — они как-то еще среагировали и уехали. Все девятиэтажки погромлены и побитые. В ДК Металлургов полные подвалы людей было, так же в драмтеатре, полные подвалы, и все разрушено.
В девятиэтажках они занимали первые этажи. Они отстреливались, а жители как щитом были. Мы там остались в роли живого щита. Они никого не щадили.
ВСУшники отбирали машины полностью и расстреливали людей, которые выезжали семьями. Выезжала колона семья, — 5 человек — расстреляли ВСУ».
«Все с 7-го, 8-го и 9-го микрорайона говорили, что в ужасе — ВСУ там на 9-м этаже. Мы спускались, а их там куча с этими всякими пушками, и они попадали прям на бетон в подъезде и спят. Вышла на балкон и вижу, что у них на крышах техника стоит.
8 марта (2022 года) начинается бой часа в 4. Мы быстренько собрались. и в подвал. На КБК они зашли и сюда. Сказали освободить 1-й и 2-й этажи со словами: “Мы не будем вас грабить, мы будем отстреливаться”. Повыбивали стекла и оставили там свое все. Людей выгнали. На КБК то же самое. Выгнали всех людей и поставили технику между домами, и пошел бой. Потом зашли в частный сектор».