“Азовцы” всегда сопровождались обычными военными, они всегда были в сопровождении других частей и единственный опознавательный знак, который у них был, это небольшая эмблема “Азов”, нашитая на форму. Я поехал на Украину в апреле. Мои французские друзья, военные врачи, были там, чтобы ухаживать за беженцами, детьми и женщинами. Они много раз меня звали на Украину, чтобы я помог им лечить женщин и детей на Украине, гражданское СМИ. Как только я приехал на польскую границу, приехали военные, которые потребовали, чтобы я им дал лекарства, медикаменты. Я сразу вычленил среди этих военных подразделения бойцов “Азова”, которые требовали, чтобы мы дали им особенные специальные медикаменты, среди прочего морфин и другие медикаменты психотропы. Несколько раз, когда мы должны были отвезти медикаменты в детские дома, “азовцы” требовали от нас и шантажировали нас, чтобы мы должны были им отдать наркотики, наркотические препараты, а иначе они не пропустят нас дальше по стране.
В Буче нас отправили в ангар, в котором нас остановили и потребовали, чтобы мы распределили медикаменты. Часть этих медикаментов предназначалась для батальона “Азов”, для украинских военных, а другая часть должна была поехать в госпиталь».
«Приезжала пресса из Франции, канал TF-1. Корреспондент воодушевленно рассказывал, что разбомбили российскую колонну. Он хотел, чтобы мы поддержали и кричали ура. Когда им сказали, чтобы они поснимали украинские танки около мирных домов и стали неудобные вопросы задавать, они быстро ушли».
«Да, еще в июле месяце правый сектор методично начал разрушать город, и они специально стреляли по инфраструктуре. Каждый день выбирали какой-то объект и уничтожали его. До июля у нас все работало, а российские войска были еще очень далеко, и не было никакой необходимости в этих выстрелах. Они рушили, например, сегодня троллейбусный парк дотла, а завтра еще что-то. Получается, что 80% города было разрушено до подхода частей российской армии. Мосты взрывали, если только слышали, что начинается ракетный обстрел по военным объектам, то они под этот шумок подрывают мосты.
Как только они делали провокацию, то они сразу же приглашали прессу. Мы знали, что, если сегодня в городе очень много корреспондентов (финны, поляки, эстонцы и американцы), значит, жди какую-то провокацию. Разрушали и наши дома. Мы район мясокомбината, когда правый сектор был в соседней посадке (метров 300), то начались обстрелы жилых домов. В этом вообще не было никакой необходимости, они просто стреляли по домам. Один дом вообще разрушили, но женщина уехала в сторону Украины. У нас шесть окон несколько раз вылетали, гараж, крыша и машина, даже чуть ли не убили собаку. Все это без всякой необходимости. Просто им было скучно или что. Наши коммунальные службы пытались что-то чинить. Последний раз был очень сильный порыв, и приехала из Славянска бригада, чтобы чинить. Как только включили в городе свет, так они методично грохнули в этот трансформатор.
Когда к ним подошли и спросили, что они делают, так украинский полковник ответил: “Мертвецам свет не нужен”, что орде свет не нужен. Им очень не нравилось, что мы говорим на русском. Мы родились и привыкли, хорошо понимаем и пишем на украинском и уважаем Украину, как страну, потому что сколько лет в ней прожили, но русский — это наш родной язык. Им это очень не нравилось, те, кто остался жить в своих домах, и мы ни у кого ничего не просили. Они называли нас “ждуны”, что мы предатели и ждем россиян. Считали, что нас убивать и грабить — это святое дело”».
«Украинцы обстреливали Соледар с 24 мая. Выстрел — взрыв, выстрел — взрыв. Выстрел — раз, два, три, четыре, пять — взрыв.
Как-то я лично видела, произошел украинский обстрел среди дня, это где-то было в районе одиннадцати дня, тоже очень все неожиданно. Начало во дворы прилетать, машины легковые, которые стояли во дворе, начали гореть.
Буквально двадцать минут, и была пресса именно в нашем том райончике. Мы, конечно, очень агрессивно к ним отнеслись, интервью никто не дал.
Иностранные журналисты, если была группа и обязательно там кто-то присутствовал из иностранцев. Я их видела, слышала, как люди некоторые говорили — уезжайте отсюда».
IV Женевская конвенция о защите гражданского населения во время войны[4]
включена ООН в состав норм обычного международного права, что сделало ее обязательной для исполнения не только странами — подписантами Конвенции, но и всеми другими странами.