Украинский философ Григорий Саввичъ Сковорода

Этими лицами однако далеко не исчерпывался кругъ сноше-ній Сковороды съ бѣлымъ духовенствомъ; было, очевидно, множество другихъ священниковъ, съ которыми онъ также былъ въ переписи или въ личныхъ дружественныхъ связяхъ. Въ пользу такого предположенія говорятъ апріорныя соображенія—широкая популярность Сковороды въ Украйнѣ, какъ философа, странника и чудака, еще болѣе возраставшая отъ того, что въ немъ, въ его лицѣ сосредоточивались, главнымъ образомъ, всѣ высшіе, духовные интересы того времени; объ этомъ же свидѣтельствуютъ и апо-стеріорныя данныя—отрывочныя указанія на дружескую переписку и личныя отношенія съ нѣкоторыми духовными особами; такъ напримѣръ, когда онъ былъ еще преподавателемъ въ харьковскомъ коллегіумѣ, то у него былъ другъ, пользовавшійся его полнымъ довѣріемъ, какой то священникъ о. Борись. У этого о. Бориса жилъ на квартирѣ Ковалинскій, и Сковорода въ одномъ письмѣ изъ Бѣлгорода къ этому послѣднему прямо говорить: „Ьаес praeter hospitem tuum р. Borissum nemini vulgabis. Sds enim invidiosissimum esse ac mendacissiraum vulgus homiraum" 2). Изъ цитированнаго нами выше письма свящ. Мих.

1) Талескопъ, 1835, ч. XXVI, стр. 131. ») Соч. Г. С. Сковороды, 1-е отд., стр. 68.

57

Залѣсскаго къ Изм. Ив. Срезневскому видно, что Сковорода велъ переписку и съ преподавателями бѣлгородской семинаріи и, что самое важное для насъ, опять таки излагалъ тутъ не стѣсняясь свои взгляды на вопросы религіи, хотя эти взгляды шли въ разрѣзъ съ общепринятыми въ церкви мнѣніями. „Я, пишетъ о. Михаилъ, продолжая въ Бѣлгородѣ съ 1790 по 1798-й годъ ученіе, читалъ его, Сковороды, нѣкоторыя письма на латинскимъ языкѣ къ тамошнимъ протоіереямъ, каѳедральному отцу Іоанну Ильинскому и префекту семинаріи и учителю бого-словія Ивану Трофимовичу Савченкову. Сей Савченковъ намъ, ученикамъ своимъ, читалъ оныя письма и однажды публично въ классѣ съ сожалѣніемъ, что Сковорода подъ старость (ибо тогда еще живъ онъ былъ) впалъ въ заблужденіе, явно не хра-нилъ ни постовъ, ни обрядовъ христіанскихъ, не ходилъ въ церковь, а наконецъ и не пріобщался, и когда ему при смерти его предложили пріобщиться Таинъ, онъ не захотѣлъ, сказывая, что это не нужно для него. Въ письмахъ тѣхъ къ Савченкову и Ильинскому называлъ онъ посты и таинства хвостами, кои должно отъ вѣры отсѣчь. Это свидѣтельство чрезвычайно важно, но оно требуетъ нѣкоторыхъ оговорокъ и поясненій. Мы не сомнѣваемся, что Сковорода писалъ такія письма названнымъ выше лицамъ, ибо въ томъ, что говоритъ о. Мих. Залѣскій, мы видимъ не только мысли Сковороды, но и его любимое выра-женіе—что обряды есть нѣчто второстепенное въ религіи—не глава, а хвостъ; едва ли только онъ говорилъ о необходимости отсѣченія этого хвоста '); тутъ, очевидно, Мих. Залѣсскій или не понялъ подлинныхъ выраженій Сковороды, или запамятоваль ихъ (что впрочемъ и понятно: съ того времени, когда онъ слы-шалъ ихъ, до написанія письма И. И. Срезневскому прошло <болѣе 40 лѣтъ!). Любопытно, что Савченковъ читалъ получае

57

мыя имъ отъ Сковороды письма въ классѣ своимъ ученикам, вѣроятно, съ назидательною цѣлью, какъ письмо „любомудра", но одинъ разъ должен былъ вооружиться противъ автора ихъ, хотя, какъ намъ кажется, слишкомъ далеко зашел въ своихъ обличеніяхъ противъ „старчика Сковороды", тѣмъ болѣе, что этот послѣдній тогда лежалъ уже въ могилѣ и не могъ ничего возразить противъ тѣхъ обвиненій, которыя съ особенною силою раздались послѣ его смерти, исходя отъ обличаемых им противников. Мы видѣли, что въ дѣйствительности Сковорода передъ смертью исповѣдывался и пріобщался, хотя сдѣлалъ это по просьбѣ друзей.

Д. Вагалѣй.

(Продолженье слѣдуетъ).

(Продолжения в «Киевской старине» не было.)