Однако, отступая, польское командование к середине августа собрало достаточно мощный вооруженный кулак. Гораздо более масштабной, чем прежде, стала разносторонняя помощь Антанты, особенно Франции. Операцию контрнаступления разработал и осуществил опытный французский генерал М. Вейган[575]
. Поляки назовут случившееся, начиная с 15 августа 1920 г., «чудом на Висле». Но это «чудо» имело вполне реальные основания.Это, прежде всего, колоссальное переутомление Красной армии, которая осуществила сверхдальний переход с постоянными боями и без передышки, стремительно продвигалась на запад без должной поддержки тыла, подтягивания резервов, при нехватке боеприпасов, в атмосфере нарастающего неприятия преобладающей частью поляков присутствия на их территории чужого войска, широкого культивирования среди населения патриотических и националистических настроений.
Красным командованием (Л. Д. Троцким, С. С. Каменевым, М. Н. Тухачевским, А. И. Егоровым, И. В. Сталиным, Г. Д. Гаем и др.) было допущено немало ошибок[576]
, что вынуждены были признать В. И. Ленин[577], Л. Д. Троцкий (последний, правда, стремился переложить ответственность с себя на других военачальников за неумелое управление военными делами)[578], Политбюро ЦК РКП (б). В частности, запоздалым оказалось решение об объединении Западного и Юго-Западного фронтов, несвоевременно были осуществлены необходимые совместные военные маневры, преждевременно решили перебрасывать части буденовцев поближе к Крыму для борьбы с П. Н. Врангелем. Сказались некомпетентность и амбициозность некоторых военачальников. Не оправдались расчеты и на революционный подъем в среде польских трудящихся, поддержку советского похода пролетариатом западных стран. Так, даже военный специалист М. Н. Тухачевский верил в возможность осуществления революции в Польше «извне», считал, что «польская кампания» могла стать «связующим звеном между революцией Октябрьской и революцией Западно-Европейской»[579]. Кстати, полемизируя с советским командующим на страницах публицистических трудов, Ю. Пилсудский доказывал, что в Польше не могло быть революционного взрыва и красный военачальник ошибся, рассчитывая найти для себя в этой стране «продуктивную помощь»[580].Однако эйфория от первоначальных успехов, переоценка собственных возможностей и революционных потенций на Западе охватила тогда умы многих советских руководителей, а лозунг «Даешь Варшаву! Даешь Берлин!» казался им совсем не утопическим, а таким, который можно реализовать в ближайшее время. Впрочем, революционное нетерпение овладело и представителями других стран – именно в то время они собрались на второй конгресс Коминтерна в Петрограде и буквально со дня на день ждали новых грандиозных побед над миром капитала, пытались стимулировать радикальные настроения в Европе призывными лозунгами. Правда, вряд ли стоит воспринимать подобные лозунги, резолюции, декларации и т. п. как военно-оперативные или военно-стратегические планы, как это пытаются трактовать некоторые авторы, занятые критикой коммунистических планов осуществления мировой пролетарской революции[581]
.В призывах к осуществлению мировой революции, видимо, все же преобладал общеполитический, идейно-нравственный компонент, стремление развязывать повсеместную революционную инициативу, поддерживать даже иллюзорные надежды, которые, между тем, могут хоть в какой-то степени способствовать продвижению социалистического дела, социалистической идеи. А довольствоваться все равно придется только реально достижимым. Именно так, впрочем, и действовали В. И. Ленин, его соратники. Тем не менее, ощущение поражения от этого не было менее болезненным, неприятным.
На протяжении второй половины сентября – начала октября 1920 г. преобладающим польским силам удалось оттеснить Красную армию вглубь Украины на 120–200 км. Однако советские войска оказывали упорное сопротивление, и обессиленные беспрерывными боями поляки согласились на перемирие[582]
. Украинская Народная Республика, ее руководство, особенно военные, попали в безвыходное положение. Без польской помощи они, несомненно, и не начинали бы кампании 1920 г., а ее ход лишний раз убеждал трезвомыслящих политиков в призрачности надежд на решение собственных проблем «чужими руками».Уже в ходе отступления польских армий С. В. Петлюра стремился добиться каких-то новых решений в отношениях с Речью Посполитой, пытался найти возможность для личной встречи с Ю. Пилсудским. Последний же избегал контакта, отказал Главному атаману в аудиенции в Перемышле и Луцке, согласившись наконец-то на короткую встречу 16 июля в Замостье.