Отдельные операции украинских войск против белогвардейцев в условиях официально объявленной 22 сентября 1919 г. войны А. И. Деникину[274]
по большей части заканчивались неудачно, подогревая недовольство в командных эшелонах УГА к Главному атаману войск УНР[275]. Истощенная в жестоких боях Галицкая армия уже не сопротивлялась. Украинские войска не могли удержать занятых позиций, поэтому в начале ноября 1919 г. были вынуждены отступать на запад. Вследствие переговорных акций Добровольческая армия прекратила военные действия против УГА, оказавшейся на грани полной катастрофы.Одним из главных факторов, который обусловил резкое уменьшение численности и окончательную потерю боеспособности УГА, стало начало невиданной эпидемии тифа. В мировой истории немного найдется примеров того, как многочисленная, дисциплинированная армия теряла дееспособность и гибла не на поле боя, а таяла, исчезала вследствие действия «второстепенных», невоенных обстоятельств. Эпидемия тифа не обошла стороной также и Надднепрянскую, Красную и Добровольческую армии, но все они, как оказалось, смогли предоставить своим бойцам лучшие материальные и санитарно-гигиенические условия.
Число умерших от тифа многие исследователи выводят путем простых арифметических действий, поэтому такого рода подсчеты вызывают серьезные сомнения. Из анализа доступных материалов следует, что на начало ноября 1919 г. личный состав УГА сократился на 10–11 тыс. чел. (22 %), так что в некоторых бригадах осталось по 80–90 солдат.
В течение зимы 1919–1920 гг. общая численность Галицкой и Надднепрянской армий уменьшилась до 25 тыс. воинов, а их боевой состав составлял всего 6 тыс. штыков[276]
.Итак, в сентябре – октябре 1919 г. Галицкая армия оказалась «между трех огней» – Добровольческой и Красной армиями, а также эпидемией тифа, которая нанесла окончательный удар по ее боеспособности. Такое положение стало следствием целого комплекса субъективных и объективных факторов, из которых главным было углубление военно-политических противоречий между галицким и надднепрянским лагерями. В это время сугубо политические факторы фактически стали определять все военно-оперативные цели, а правительство Директории и Штаб Главного атамана все меньше считались с потребностями и реальными возможностями УГА. Она нуждалась в отдыхе еще до наступления на Киев, но не получила его и после оставления столицы, когда оказалась в состоянии крайнего истощения. Нужен был лишь один месяц, чтобы упорядочить военные и тыловые формации. В то же время, в Начальной команде существовало мнение в необходимости переоценить ситуацию, в частности – подождать, пока враждующие стороны истощат друг друга, а не «втискиваться» между ними, подвергаясь опасности, перспективе ненужных потерь.
Оставалась невыясненной и стратегическая линия отношений с А. И. Деникиным. Исходя из критического положения, в котором оказалась Украинская Галицкая армия в осенне-зимний период 1919–1920 гг., многие исследователи делают вывод, что единственным спасением был союз с Добровольческой армией. Именно этим путем и пошло военное, а впоследствии и политическое руководство Западно-Украинской Народной Республики.
В начале ноября 1919 г. военно-стратегическая ситуация стала настолько сложной, что в течение буквально нескольких дней УГА могла либо окончательно погибнуть, исчезнуть, либо какими-то неординарными шагами попытаться осуществить уже трудновозможное и даже маловероятное – сохранить хотя бы свое ядро в надежде на грядущее возобновление всей формации. Ни правительство Директории, ни штаб Главного атамана в это время не могли предложить какого-либо выхода из кризиса.
Хотя союз с А. И. Деникиным обуславливался действительно безвыходным положением, в котором оказалась УГА в Надднепрянской Украине, его все же вряд ли можно считать неотвратимым. Тем более этот факт не следует рассматривать как смену (или же измену) идейных убеждений воинства. Просто в стратегических взглядах командования этот союз оказался наиболее целесообразным выходом из конкретной критической ситуации. В данном случае, очевидно, можно согласиться с утверждением И. П. Мазепы, что если бы против галичан стояли поляки, то никакие ужасы тифа и другие неблагоприятные условия борьбы не подтолкнули бы их к такому шагу. Он обуславливался «особой психологией»: «Хоть с чертом, только не с поляком!»[277]