Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы

Следует кратко охарактеризовать идейную основу национальной концепции истории «Украины». Поскольку официально считалось, что все части православной Руси являются единым целым, имеющим общую этническую, культурную и государственную традицию, восходящую к Древней Руси, а противники украинства отрицали наличие особой украинской идентичности, ссылаясь на отсутствие сколько-нибудь серьезных различий между великороссами и малороссами, то сторонники украинского движения все усилия сосредоточили на доказательстве обратного. Так, одним из краеугольных положений работ М. Грушевского стало отрицание этого единства в прошлом и настоящем. Украина объявлялась единственной преемницей древнерусского (или, по введенной им терминологии, «древнеукраинского») наследия: религии, культуры, государственности. Одним из главных постулатов стало утверждение, что различия между русскими и украинцами носили существенный характер и зародились очень давно, еще в эпоху расселения славян. Племена, входившие в состав Древней Руси, так и не составили единого народа, так как политическое объединение было верхушечным и не затронуло широкие слои населения, различавшиеся по языку, по жизненному типу, бытовому укладу. После распада Киевской Руси южная и северная ветви восточного славянства продолжали идти каждая по своему собственному пути, а лишенный государственности украинский народ попал под чужеземную (в том числе российскую) власть и боролся за свое национальное существование[72].

По сути, Грушевский подхватил и развил тезис, выдвинутый еще Н. Костомаровым в работе «Две русские народности» (1861 г.). В ней известный украинофил озвучил теорию о существовании не только двух русских языков, но и двух русских (пока еще) народностей, различающихся всей своей сущностью (языком, историей, характером, антропологией) и сведенных воедино только ходом истории. Со временем «вторую» народность перестали называть «русской».

Но создание самостийной истории Украины началось задолго до Грушевского и даже Костомарова. Корни самой схемы уходят к уже упоминавшейся «Истории Русов», представляющей собой историю Южной Руси, написанную на основе поддельных казачьих летописей, легенд и сознательно искаженных фактов. «История» играла роль своеобразного манифеста гетманского автономизма, должна была служить «доказательством» древности и благородства казачьих родов и их равноправности (если не больше) с русским дворянством, а следовательно, средством борьбы за сословные права и привилегии. Именно в ней содержались основные положения украинской идеологии: изначальная обособленность малоруссов, различная судьба Малой и Великой Руси, обвинения России «в кривде» и угнетении Малороссии, прославление Мазепы как борца за украинскую независимость и т. д. «История Русов» была популярна в образованных кругах, долго не воспринималась критически и принималась на веру. Оказала она и сильнейшее влияние на зарождение украинофильства.

Грушевский представил эту известную схему в виде научной концепции, нанизав на нее огромный фактический материал и придав ей тем самым внешнюю убедительность и солидность (хотя сами приводимые факты часто существуют вне схемы и вовсе не обязательно свидетельствуют в ее пользу, а порой могут быть истолкованы с прямо противоположной стороны). Но главное, он положил в ее основу не сословные интересы и привилегии казачьей верхушки, а национальный фактор, сделав субъектом истории «украинский народ». Поэтому Грушевский и имеет право считаться создателем схемы украинской истории.

В дальнейшем этот подход, как и этноцентризм концепции, лег в основу украинской исторической науки и разнообразных политических доктрин. Аналогичные идеи были представлены и в других гуманитарных областях. Так, украинская литература выводилась из древнерусской литературы (естественно, она именовалась «украинской»), но разделялась с русской. Как утверждали авторы этих схем, еще памятники XII–XIII вв., созданные в Южной Руси, отличались по языку от тех, что были созданы в Руси Северной. В последующие столетия произведения, вышедшие с территории Украины, по языку все больше сближались с народной речью. Этот процесс был прерван в XVII–XIX вв. насильственным запрещением «живой разговорной речи» и введением русского языка во все сферы общественной жизни. Вопрос о языке и здесь был одним из основных. При этом желание создать свой язык приводило к настойчивым попыткам отгородиться не только от русского, но и от церковнославянского языка. Так, один из основателей украинского литературоведения, Е. Огоновский, признавал литературу Киевской Руси хоть и украинской, но «мертвой», «ненародной», ибо писалась она не на народном разговорном языке, а на старославянском. Он также отделял украинскую литературу от «московской», руководствуясь территориальным принципом происхождения произведения[73].