Наступившая вслед за окончанием революции реакция частично приостановила бурное развитие движения. Так, циркуляром Министерства внутренних дел от 20 января 1910 г. губернаторам предписывалось не допускать регистрации украинских (как и еврейских) организаций, возникших на почве сугубо национальных интересов[96]
. Закрытыми оказались многие «просвиты» и украинские газеты. Издание ряда газет и журналов было запрещено правительством, некоторые же закрывались сами по причине отсутствия средств и подписчиков. Но «украинская» жизнь не прекращается. К этому времени движение достигло такого состояния, которое одними бюрократическими методами ликвидировать было невозможно. Остались и печатные издания, в том числе на украинском языке, сохранились украинские библиотеки, продолжала выходить и книжная продукция, сочинения по украинской истории, литературе, географии. Например, в «Короткой географии Украины» С. Рудницкого были очерчены границы «идеальной Украины», на востоке упиравшиеся в Каспий и Большой Кавказский хребет с Эльбрусом.В годы первой российской революции происходит не только политическое оформление национального движения. Изменения коснулись и других сфер его существования. Оно укрепляется идейно и опирается на уже определенные достижения. К числу его наиболее крупных успехов надо отнести признание комиссией Императорской Академии наук украинского языка самостоятельным, а не малороссийским наречием единого русского языка (правда, профессиональный состав комиссии оставлял большие сомнения в научной аргументированности данного решения). В то же время комиссия признавала его «сырое» состояние – отсутствие четких, единых литературных норм, единого правописания[97]
.Несомненно, что на такое решение оказали влияние дух свободы, принесенный революцией, и оживление либерально настроенных слоев российского общества, которые в официальной позиции по украинской проблеме и, в частности, по языковому вопросу усматривали проявление «самодержавно-консервативной» сущности власти. В этом контексте признание украинского языка отдельным языком смотрелось как «восстановление» попранных бюрократическим государством общественных прав и свобод. Однако такое решение было бы невозможно без предшествующей работы поколений украинофилов и «сознательных украинцев», создававших на базе народной крестьянской речи (которая действительно вполне может быть отнесена к наречию большого русского языка) особый литературный язык.
Однако тогда решение Академии наук, потешив самолюбие «украинцев», осталось почти незамеченным: противники украинской идентичности своей точки зрения на вопрос не изменили, а сторонники давно считали украинский язык самостоятельным. К началу XX в. проблема литературного языка еще не была решена: к этому времени были заложены его основы. Несмотря на выход в 1907–1909 гг. в свет «Словаря украинскаго языка» Б. Гринченко и ряда других словарей, создание и стандартизация единого языка, одинаково близкого для всех территорий и социальных групп населения, были далеки от своего завершения. Продолжали сохраняться серьезные различия между разговорным и письменным языком российских и галицийских «украинцев». Огромные пласты технической и естественно-научной лексики, имевших важное значение для всестороннего становления языка, оставались пока вне поля зрения его разработчиков. Более-менее были проработаны художественная и общественно-политическая лексика. Да и там не наблюдалось строгого единства, как не было его и в отношении правописания.
Газеты на Украине и в Галиции выходили при помощи множества орфографий (как различных фонетических, так и этимологической). У разных писателей и журналистов украинский язык также сильно отличался по словарному составу и написанию. Огромное количество польских заимствований и новоделов, призванных доказать непохожесть украинского языка на русский, создавали невообразимый хаос. Немудрено, что народная аудитория – простые малороссы, по сообщениям самой украинской прессы, не понимала предлагаемого им «родного» языка. Как будет видно из дальнейшего, не всегда понимала она его и в 1920-х гг. М. Грушевский, один из инициаторов языковой политики, был вынужден публично признать, что даже читатели украинской прессы и литературы (то есть его единомышленники) были недовольны состоянием «ридной мовы» (как можно называть «родным» тот язык, который незнаком и малопонятен?!) и резко критиковали его эксперименты[98]
.