Украинское солнце

«Сегодня пошел давать показания против Глеба. В том, что я не хотел давать показания против него, участковый сразу понял. Он меня предупредил, что я могу этого и не делать. Но я ведь на стороне матери, пытаюсь быть, по крайней мере. Я понимаю, что мать неправа, она первая написала заявление из-за угроз Глеба. Участковый знал о причине ссоры нашей с Глебом, видимо, знал со слов его, поэтому был на стороне последнего. А я уже не знаю, на чьей стороне мне быть. Я стал ее слушать, когда она жаловалась участковому, меня раздражали ее речи. Сегодня днем снова приходил Глеб: новые упреки, злость, матерная ругань. Заставлял ее написать завещание. Он хочет выгнать нас из квартиры, но не может, поэтому хочет получить завещание, чтобы я не претендовал на квартиру. Он настолько зол из-за нашей непокорности. На кухне Глеб кинул связку ключей, желая попасть ею в висевшие часы на стене, но промазал и попал лишь в стену, сделав вмятину на обоях. На протяжении всего разговора мать язвила ему, отчего он еще больше злился, она все делала по-своему, не отступая от своих принципов. Иногда я не узнавал в ее глазах той недавней горести, тоски, она вела себя живо, постоянно дерзила, словно не чувствовала ни малейшей жалости к сыну, она лишь желала вызвать сострадание к себе. Порой казалось, что ее действительно интересовала квартира, из-за которой возник новый предлог трепать нервы Глебу. Оскорбления ей нисколько не казались обидными. Мать твердила Глебу, что эту квартиру она тоже заработала, как и он, помогая ему когда-то в торговле с металлом, но он доказывал, что квартира была только его. Каждую минуту мать продолжала напоминать и доказывать ему о том, что она многое для него значит, она незаменима. А Глеб в пылу спора все равно не замечал в ней мать, а видел лишь женщину, хвастливую, зазнавшуюся, которая была дерзка, рождая в нем естественное желание раздавить эту женщину, наказать за такую наглость. Глеб изменился, сильно изменился, или был таким всегда? Почему мать и сын такие разные? Или я ошибаюсь? В последнее время я стал смотреть на мать с ненавистью: почему она не может просто угодить сыну? Глеб ушел. Теперь я уговаривал ее написать завещание, чтобы прекратить нервотрепку. Но мне она тоже отказала, будто он тогда нас точно выселит и мы останемся на улице. Я ей сказал, что если это все ради меня, то пусть напишет завещание тоже ради меня. Я люблю брата, но не могу предать мать, завтра я снова пойду давать показания на ответный иск Глеба. Хватит, хватит, мама!»

Увы, но на следующий день Влад струсил идти мириться с братом. Его настрой продержался лишь до поздней ночи. С утра мать снова остановила его, начались ее слезы, она даже упрекнула Влада в слабохарактерности, узнав о его намерении. Влад хотел еще ночью разбудить мать и умолять ее пойти к Глебу, а сейчас не в силах был даже что-либо сказать, оны высмеяла его за это. Тем временем Глеб продолжал ходить в дом матери. Заходил в квартиру, словно она была давно уже пустующей, не разуваясь, искал какие-то документы и, как неожиданно и бесцельно приходил, так же и уходил.

65

Дневник.