Украли солнце

— В храме?! — улыбнулся Адриан. — Нет же, конечно. Я ведь сын своего отца, внук своего деда. Убийцы попадают в так называемый детский сад, их учат азам. Это я у тебя слизал: собрал замечательных учителей по разным предметам.

Не перебивая, слушала Магдалина мужа. Когда он замолчал, сказала:

— Это похоже на сказку. Ты поишь их живой водой.

— Именно так, — улыбнулся он. — Они пьют из реки, которую братец отменил. Они слушают о. Петра.

Она видит запрокинутое к небу лицо своего духовного отца. «Вам не надо, детки, напрягаться, своей верой увидите свет, он укажет вам путь, объяснит ваш урок».

— А как же убийцы попадают в тот храм?

— Так же, как ты ко мне: подземными дорогами. Ты со своими детьми осваиваешь лишь один участок, а город — большой, и мои люди прокладывают новые пути.

— А если убийцы покажут Будимирову дорогу?

— Это невозможно. Во-первых, их ведут с завязанными глазами, дороги назад они не найдут. Во-вторых, они перестают быть убийцами. Многие стали ими из-за невежества. Они выбирают новый стиль жизни: одни работают на земле, другие — в мастерских, третьи продолжают учиться. И все до одного проходят путь очищения и готовятся к борьбе с Будимировым.

— Где же ты берёшь так много помощников, что возятся с убийцами, кормят нас, прокладывают под землёй пути, саботируют приказания Будимирова?

— Да это же, Мага, весь народ, который Будимиров записал во второй сорт. Уводим мы людей прямо из-под носа у братца. Он посылает кого-то расстрелять, кого-то в шахты, а мы тут как тут, я же знаю все его планы! Людей сортируем: одних — в храм, других просим нам помочь.

— Но он-то должен заметить: приказание не выполнено.

И снова Адриан улыбнулся.

— Как же не выполнено?! И в шахты люди попали. И к нему бойцы вернулись. Только и те, и другие теперь наши! А как бы я насаждал своих людей всюду?

— Но ему нужны расстрелянные!

— В каком качестве? Расстрелянных, как ты знаешь, закапывают. Если ему захочется на экскурсию — увидеть холмик, пожалуйста, холмик мы ему предоставим. Свежий, высокий. Не думаешь же ты, что он станет раскапывать?! Ему одного раза хватило: когда он искал мой труп!

— А почему ты раньше всё это не рассказал мне?

Адриан вздохнул.

— Честно сказать, все эти деяния стали осуществляться совсем недавно, и то лишь благодаря тебе.

— А я при чём?

— А кто дал мне Поля, Роберто, Владима, Марику?

— При чём тут Владим? Он же со мной!

— И со мной. Его привела ко мне Кора. Влад помог мне освоить подземелье. Указывает, где лучше ставить люки, вербует людей на улицах, очереди прореживает, у него дар уговаривать. Большой Владим человек! — повторил он слова Назарова.

— Когда он всё это делает? Он же учится в школе! Он же приносит нам еду!

— Ну, еду теперь не только он тебе приносит, так ведь? Он научил нас забирать свежие продукты! Мы создаём бутафорию. И даже червей предоставляем бойцам Возмездия, даже запах!

— Ты мне сказки рассказываешь!

— А ты их создаёшь, — улыбнулся он.

Семь лет. Вроде тянется день, а ведь время летит.

В тот день Адриан позвонил ей в неурочное время.

— Мы должны увидеться. В город не выходи. Иди к дальнему люку, сверни влево и увидишь дверцу. Открой её.

— Там нет никакой дверцы.

— Открой дверцу и плотно закрой её за собой. Увидишь ступеньки. Поднимись по ним. Там лифт. Это мой дом.

— Как он мог оказаться здесь? О какой дверце идёт речь?

— Тебя ждёт ещё много сюрпризов, — сказал он. — А сегодняшний — не дверца, уверяю тебя, она — подарок мне, не тебе. Ничего не бойся. Лестница — обыкновенная, связывает дом с обычным подвалом, а в подвале — обычные коммуникации.

— Алину взять?

— Нет, сегодня не стоит. Поторопись. У нас есть лишь час.

Дверь распахнулась, едва она вышла из лифта.

Несмотря на то, что видятся они регулярно, минута встречи всё та, первая. И нужно какое-то время, чтобы утолилась жажда.

— Здравствуй! — слышит она чуть спотыкающееся слово.

За руку вводит её Адриан в дом.

— Здравствуй! — звучит эхо. Незнакомый, издалека родной голос.

Она не знает этого широкоплечего высокого мужчину. Знает. На неё смотрит Саша — глазами из юности, а овал и черты лица — Игната.

— Любим?! — И она попадает в родное тепло.

А потом разговаривают. Любим всегда притуляется к ней слева. Её мальчик, их с Адрианом мальчик. Совсем взрослый. Для неё — ребёнок, она растила его.

— Его нельзя в цех, — уходя говорит Магдалина.

— Нет же, конечно. Он возглавит типографию.

— А это опасно? — спрашивает она, как маленькая.

Вместо ответа Адриан обнимает её. Любим обнимает их обоих. И так они стоят втроём, ничего не говоря.

Встретил её крик Веры:

— Нет! Это не правда! Нет! Этого не может быть!

А перед ней топчутся беспомощно люди. К её ноге прижался двухлетний мальчик, Веня, сын Веры и Наума.

— Нет! Этого не может быть!

— Что случилось? — спросила Магдалина, уже зная: стряслась беда.

— Наума схватили, и никто не знает, где он и что с ним.

— Почему он оказался в городе? Мы же договорились: кроме Владима и Гани больше никто не выходит!