Украшение или защита? (СИ)

  От деда Виктор Петрович вернулся домой поздно вечером. Сначала он три часа ждал вместе с дедом приезда следственной группы. К дому деда подъехал микроавтобус с целой командой всяких специалистов. При виде такого количества служителей закона можно было только пожалеть жуликов, не подозревавших о том, какая армия идёт по их следам. Кто-то из прибывших обошёл улицу и обнаружил камеру наблюдения. Через несколько часов Виктора Петровича пригласили в микроавтобус. Полицейский посмотрел на него подозрительно и сказал, что запись видеокамеры показала, как почтальон приходил к деду в день выдачи пенсии. Ещё видно, как приезжал Виктор Петрович. Никого другого на камере они не обнаружили. Как Вы это объясните? Виктору Петровичу стало смешно: Вы хотите сказать, что это я обчистил деда?! Он сидел и громко смеялся в микроавтобусе, набитом полицейскими: Только это и осталось ожидать. В следующий раз, действительно, не захочется никаких заявлений писать. Ну, дела! Ничего я вам объяснять не собираюсь. Это ваша работа, вы для этого сюда приехали, вот и ищите объяснения. Что вы там за камеру откопали? У неё и спрашивайте объяснения, чего она наснимала, а я в шоке от такой работы. Ему было смешно, как от поведения Бамсика. Из автобуса он вернулся в дом к деду и рассказал о том, что полицейские уже почти поймали жулика в его лице.

  На кухне кипела работа. Следователь опрашивал деда и быстро писал в папке, лежавшей у него на коленях. По кухне из угла в угол толкался оперативник, принявший заявление. Он ходил и заглядывал во все уголки, даже под клеёнку на холодильнике: Может, ты засунул куда-нибудь деньги и забыл, - обратился он к деду, но тут Виктор Петрович не вытерпел: Какое там "забыл"? Дед плохо видит, но он всё до мелочей помнит, где какой гвоздь у него и сколько лет лежит. Маразма у него нет. Он не заговаривается! В избе было жарко натоплено, и следователь обливался потом, заполняя протокол опроса. Виктор Петрович с оперативником вышли на крыльцо, возле которого возился криминалист, заливая гипсом следы на снегу под окном, чтобы потом всё это приобщить к делу для доказательства добросовестной розыскной работы. Он оказался словоохотливым: Мы сюда из многоэтажки приехали. Там у старика уже не первый месяц всю пенсию выгребают и никаких следов. Каждый месяц нас вызывают.

  То, что у Виктора Петровича вызвало чувство омерзения, для этих работников было ежедневным рабочим режимом. Для тех, кто творил такое - это был уклад жизни. Можно было только признавать, что полиции не по силам менять уклад жизни, она может лишь ловить и наказывать тех, кто ведёт такую жизнь. Полиции никак не по силам были те, по чьей воле люди дошли до такой жизни, по чьей воле вся жизнь дошла до такого. Сколько ни вычерпывай воду из гнилой лодки, она будет тонуть, потому что гнилая. Стоя на крыльце, Виктор Петрович вдруг понял, что всё гораздо хуже, чем случай с гнилой лодкой. Служители закона ходили по домам и обирали стариков. Наверное, это ниже той точки падения, до которой доходит государство, в котором детей воруют на органы. Ни о чём таком Виктор Петрович и не подумал бы, не столкнись он с жуликами, не столкнись он с работой государственной машины.

  Когда они вышли за калитку, Виктор Петрович сказал оперативнику: Я понимаю, что сидя в кабинете никого не поймать. Я сам постараюсь поймать жуликов. На следующий месяц в день пенсии буду их караулить. Они придут. Улица хорошо просматривается. Посижу, подожду. Ждать недолго осталось. Так хочется этим жуликам чего-нибудь оторвать, чтоб они не могли плодить себе подобных. - А что Вы хотите? Кто будет бегать за такую зарплату? - откликнулся оперативник. Но Виктор Петрович перебил его: Не нравится, так надо идти в бандиты, это честней будет, чем стариков грабить. Оперативник пропустил мимо ушей его слова и протянул визитку с телефоном: Если что, сразу звоните. Он ушёл в автобус. Виктор Петрович вдруг понял, что совершил глупость, непростительную глупость, рассказав о своих планах. Похоже, караулить теперь было бесполезно, как и ругать себя за свой язык, привыкший по простоте своей говорить то, что думает.

   Через неделю пришлось нанести визит в райотдел полиции к следователю. Дед кое-как оделся, кое-как добрёл до машины за калиткой, потом ещё была дорога от машины до райотдела, но и это не всё. Надо было ещё подняться на второй этаж. Виктор Петрович терпеливо ждал, пока дед одолеет все эти расстояния. Ходил он откровенно плохо и медленно в свои восемьдесят лет. Наверное, весь этот путь ему помогла проделать злость, с которой он всю дорогу бубнил: Автомат мне надо, автомат, чтобы стрелять всех! Виктор Петрович только смеялся: Успокойся ты, стрелок! Но дед не унимался даже в кабинете следователя, где их продержали три часа, выясняя всех знакомых и родственников деда. Ни о каком "полицейском следе" речи даже не велось.