Украшения строптивых

«…Возрождение религиозного самосознания не должно привести к средневековому наступлению на музейные комплексы»…

Дальше, быстрее:

«…Вопрос о передаче Русской Православной Церкви комплекса зданий историко-архитектурного заповедника Спасо-Челобитьевского монастыря не может быть решен положительно до тех пор, пока…»

Все это неинтересно — дальше! —

«…о невозможности сохранения здания в условиях ежедневной эксплуатации во время церковных служб»…

Мимо! — ага, вот:

«бесценный музейный экспонат, шитое золотом покрывало с мощами местного святого было передано храму еще в прошлом году, а теперь…»

«…теперь решается вопрос о судьбе уникальной находки, обнаруженной два месяца назад в старом русле реки Супонь — речь идет о серебряном колоколе работы неизвестного мастера XVI века»…

* * *

Здесь начинается Древнерусская Игра. Слышите шум? Он приближается, поэтому спешу объясниться. Прежде чем читатель перевернет эту страницу, ему придется сделать выбор. Если тебе плохо с нами, добрый читатель, — не уходи. Если тебе неуютно с нами, всегда помни: это не более чем сказка. Просто игра: в любой момент можно закрыть книгу, и строки исчезнут, и Русь оставит тебя в покое. Если мы тебе чужие, не верь ни единому слову. Помни, что в природе не бывает серебряных колоколов. Повторяй себе, что история не движется вспять. Убеждайся, что прежнюю, колокольную родину уже не вернуть. Если ты поморщился в середине предыдущей фразы, прошу тебя: не доверяй глупым северным легендам. Потому что, поверив старому Евсеичу хоть на миг, ты попадаешь в ловушку, в русскую западню: ты уже не просто читатель, а… действующее лицо будущих томов этой книги. Согласившись с нами, ты принимаешь правила этой Игры — а ведь это не «просто игра» и, уж конечно, никакая не сказка. Открою тебе секрет: удар колокола не возвращает древнюю, былинную Русь ДЛЯ ВСЕХ. Он дарит ее только тому, кто поверил… Берегись, игрок: не вышло бы так, что в тот самый момент, когда ты вдруг почувствуешь реальность возвращенной истории, какой-нибудь идиот под Кандалакшей ударит в серебряный колокол, и…

…твои родные недосчитаются тебя в конце двадцатого века!

Press F1 То Start New Game

Душа моя! Горчицы, рому, что-нибудь в уксусе — да книг подавай!

А.С. Пушкин

(Из письма Л.С. Пушкину)

Я метнул гранату через голову Добрыни Никитича. Старенькая РГД брякнула о дощатую стену горницы и покатилась под лавку — не сработал ржавый взрыватель. Мой напарник Добрыня, как страшная серебристая пантера, красиво прыгнул с порога на середину комнаты — сразу отовсюду затрещало, ударило искрами: коренастые головорезы в расшитых рубахах повскакали с лавок, выдергивая стволы из-под залатанных крестьянских гунь. Никитич ловко, словно персонаж компьютерной игры «Квака III», срезал обоих «селян» короткой очередью из «Кедра» — не зря обучался три года в тренировочном лагере ФСБ на Непрядве-реке. И все же Никитич рано расслабился: толстяк, которого я тоже поначалу принял за настоящего монаха-бенедиктинца, вдруг задрал рясу — и из-под подола ощерилось жальце укороченной полуавтоматической винтовки! Я понял: не успею даже вскрикнуть. К счастью, Алеша Попович и его ростовские хоробры держали «инока» на прицеле — по груди толстяка скользнуло роковое пятнышко инфракрасного излучателя, раздался сухой неприятный звук… Били через окно, разрывными. Я отвернулся. Еще одна база натовского Бюро Экспериментальных Вмешательств в Историю разгромлена. Трое агентов агонизировали на кленовых половицах. Надо их обыскать… Я склонился над умирающим головорезом, запустил руку ему за пазуху. И… остолбенел.

Под пальцами дрогнула нежная женская грудь. Она была крупная, упругая и горячая. Я вздрогнул и — проснулся.

В комнате еще темно: раннее утро. Я лежал на боку, стиснув в объятьях огромную подушку. Шевельнулся — и застонал: в голове болезненно загудело. Чувствуется, накануне о5 нарезались: Никитичи с автоматами — это мой классический похмельный сон. Только обычно мы крошим натовских агентов безо всяких эротических неожиданностей…

Не размежая тяжких вежд, я пошевелил пальцами затекшей руки. Ой. Странное ощущение. Вдруг показалось, что… Ой-ой. Я быстро открыл глаза.

Мои руки обнимали вовсе не подушку.