Украшения строптивых

В дальнем конце улицы кто-то пронзительно закричал; дробно загрохотали копыта. Ну вот, подумал Данила, враг поднял тревогу. Заметили свою повозку, недвижно замершую посреди дороги. Скоро будут здесь.

Псаня молча поднялась с корточек, отряхнула ладошки и — решительно вложила мизинцы в маленький рот…

Свист резанул Даньку по глазам, мгновенно оглушая и вышибая слезы. Два длинных и перелив, как и было сказано. Все точно.

— Откуда знаешь воровские посвисты? — спросил Данила, когда в голове утих болезненный перезвон. — Ты жила с разбойниками?

— Я многое знаю, — заметила девица, вытирая влажные мизинцы о порты. — Мой муж был боевым магом на службе Траяна Держателя.

VI

Поляница Псаня оказалась на редкость недурно осведомлена о численности оккупационного гарнизона в Висохолме. Когда Чурила уходил из города, здесь остались четыре рогатых рыцаря и двадцать молодых волшебников в одинаковых черных плащах с электрическим сиреневым проблеском по волнующемуся подолу. Этих тощих парней, удивительно коварных и лютых, несмотря на незрелый возраст, Данька про себя обозвал «комсомольцами». В список их полномочий входила организация нового быта в городке. Именно комсомольцы расставляли повсюду курильницы и воздушные сопелки, стонущие от дуновения особого ветра, насылаемого Сварогом с юго-востока. Они же руководили строительством погановидной пагодоподобной божницы в центре местного кремля — обчуриливали молодых поселянок, обрезали им волосы, переодевали зачем-то в мужские порты и программировали на тяжелый физический труд во имя возлюбленного Чурилы.

Десант Зверкиной ватаги вышиб всю иноземную дрянь из города приблизительно за полтора часа. Три уцелевших рогоносца — один угадай и два патрульных дива — пострадали в первую очередь. Их попросту стащили с коней и забили дубинами. Одну бойцовую обезьяну удалось даже взять живьем — ревущую бронзовую тварь опутали сетями, затащили на мелководье и держали там, пока не затихла. Потом, навалившись оравой, сорвали бронзовые чешуины и, полуживую, кинули в клетку — причем Зверко приказал выставить охрану, ибо находилось слишком много желающих выпустить стрелу в рыжее брюхо гигантской гориллы (а дядька Сильвестр и вовсе едва не помешался — залег на некотором отдалении и терпеливо выжидал удобного момента, дабы обмануть бдительность сторожей, оторвать у клетки пару прутьев, залезть внутрь и вызвать экзотическую иноземную гадость на честный рукопашный бой).

Тщедушные злодеи в плащах оказали, как ни странно, неизмеримо большее сопротивление, нежели восточные рыцари-броненосцы. Памятуя волшебную легкость, с которой он сам давеча справился с двумя черномагами, княжич Зверко поначалу приказал не убивать злодеев сразу, а связывать и приводить на допрос. Такое решение оказалось весьма ошибочным и едва не стоило жизни десяткам влажских разбойников. В ближнем бою «комсомольцы» действительно почти не представляли опасности — однако, расползаясь по закоулкам и подворотням Висохолма, делались практически неуловимы. И тут же принимались творить чародейные гадости. Заползали на крыши и сбрасывали на головы ярыг мешочки с ядовитыми порошками. Выскакивали из-за угла и, быстро бормоча заговоры на лезвие ножа, пускали вослед толпе разбойников дурной ветер, несущий споры сонливой лихорадки. Дошло до того, что некоторые Зверкины головорезы таскали с собой веники да метлы, заметая собственные следы, чтобы их нельзя было срезать и употребить для наведения порчи. Однако по-настоящему Зверко испугался, когда на улицах стали ловить обкуренных, полоумных славянок с горящими факелами в руках. Зомбированные бабы бегали с глупыми улыбками и поджигали собственные дома, распевая короткие бессмысленные стишки. Осознав, что «комсомольцы» начали кодировать рабынь, надеясь на скорый и бурный пожар, Данька Повелел негодяев живыми не брать. Обрадованные ярыги справились с новой задачей гораздо быстрее — и даже ухитрились все-таки привести одного чародея живым (правда, с сулицей в бедре).

А спустя несколько минут сообщили о поимке второго «языка» (судя по количеству трупов он был последним из отряда волхвов) — негодяй скрывался на крыше конюшни, однако был выслежен лично Псанечкой и обезврежен с пугающей жестокостью. Богатырка привела его к Даниле на допрос, придерживая железной ручкой за самодостоинство.