Украсть Храпуна (сборник)

Тут аборигены разом вскинули руки вверх, и моя посудина стала медленно опускаться.

Я запаниковал, не в силах понять, какие силы действуют на мой кораблик, и если мои приборы этих сил не ощущают, то почему он движется, да еще против направления, задаваемого ему двигателями.

Но катер сел на землю и, сколько я ни гонял двигатели, не приподнялся ни на волос.

Вскоре у меня кончилось терпение. Я выключил двигатели и решил вылезти из катера. Тут же все аборигены опустили руки и, перестав сверлить мою посудину глазами, стали расходиться в разные стороны.

Ругаясь последними словами, я вскочил в свой скафандр, откинул люк и выскочил на поверхность.

Ближайшие ко мне представители местной цивилизации удивленно остановились и медленно, опасливо окружили меня.

Я уже говорил, что они были как две капли воды похожи на нас, землян, только одежда их напоминала тоги наших древних римлян, правда, темно-серого цвета.

Автоматам скафандра, очевидно, надоело работать в холостом режиме, поскольку атмосфера здесь ничем не отличалась от земной, и скафандр мой сложился. На мне остался только рабочий комбинезон, да оружие, болтающееся на шее.

Из толпы вышел некто бородатый и заговорил со мной тихим ласковым голосом. И хотя я до того ни разу не слышал эту речь, в голове сами собой возникли понятные образы. Его интересовало, кто я и зачем прилетел к ним на планету. Он уверил меня, что поймет то, что я ему отвечу.

Я как – то сразу попал под его влияние, будто я был школьником, а он учителем. Словно оправдываясь, я рассказал все: о себе, о семье, о нашей планете и цивилизации, о моем контракте и пропавших станциях. А когда закончил, очень удивился и своей болтливости, и скорости, с какой я все это выпалил.

Он поблагодарил меня за столь обстоятельный ответ на его коротенький вопрос и заверил, что все недоразумения между нашими планетами решатся к обоюдному удовольствию, станции мне вернут – они, де, просто попали в зону чистки их космического пространства, – а потом пригласил меня побыть гостем их планеты.

Тогда я еще не понял фатального смысла этого любезного приглашения. Но почему-то, хотя и был при исполнении, плюнул легкомысленно на все это и согласился.

Цивилизация у них оказалась очень простая. Машин совсем не было. А мои станции они приземлили, чтобы они им не мешали на чистом небе. И планировали вскоре убрать остальные. А делали они все это, даже в космосе, очень просто, безо всяких там ракет и кораблей: собирались все вместе и посредством концентрации желаний заставляли материальные тела передвигаться туда, куда им хотелось.

Это я так просто все описываю, а для них это был довольно – таки сложный ритуал.

Но что меня поразило больше всего, так это то, что на всей планете не было ни одной птицы, порхающей на воле.

Оказывается, птицы у них считались священными. По всей планете было понастроено множество храмов, где поклонялись Птице. И в каждом, огромном и величественном, были золоченые клетки с немногими птичками, повадками очень напоминающими наших пронырливых и бестолковых воробьев.

Те из местных жителей, кто владел этими птичками, повелевали и всем населением. Я долго не мог понять природы этого могущества, пока не столкнулся с очень тривиальной и, как поначалу показалось, простой проблемой.

Я простыл, у меня начался насморк.

Все вокруг меня как-то странно засуетились, а когда я попросил, чтобы мне прислали доктора, оказалось, что докторов у них нет, как нет ни медсестер, ни больниц, как нет и самих больных в нашем понимании этого слова.

То есть заболевать – то они заболевают, но не болеют. Они либо сразу же выздоравливают, либо сразу же умирают.

И оказывается, участь заболевшего любой, даже самой пустячной болезнью – выздороветь ему или умереть – решается этими самыми невзрачными птичками.

А происходит это так. Заболевший обязан немедленно прибыть в храм. Он или приходит сам, или его приносят. В храме, если болезнь легкая, вроде насморка, его окружают бодрствующие в это время жрецы. Больному вкладывают в ладонь птичку. Все присутствующие при этом жрецы концентрируются на больном, буквально не сводят с него глаз.

Если птичка спокойно устраивается в ладони, как в гнезде, больной тут же выздоравливает от любой болезни. А если она взлетает, больной немедленно умирает, даже от паршивого насморка. И чем серьезнее болезнь, тем больше жрецов участвуют в этом обряде.

Я собственными глазами видел, как моментально срастались сломанные кости рук и ног, как выпрямлялись позвоночники, как сходили на нет экземы, страшные раны и рубцы.

И так меня поразили эти чудо – птички, что и я решил вылечиться разом, как лечатся жители этой плане – ты.

Сказано – сделано.

Я пришел в храм. А поскольку я ничем не отличался от жителей этой планеты, жрецы приняли меня за своего.

Мне вложили в ладонь птичку, и она, едва коснувшись моей ладони, тут же упорхнула.

А я не умер.

Жрецы, только что полукругом стоявшие возле меня, с безумными криками разбежались кто куда. Я растерянно оглядывал опустевший храм и пытался сообразить, в чем тут дело.

Птичка улетела, а я не умер.