Украсть Ленина

С дальнего конца кладбища послышался дикий вопль: там кого-то уже кончали. Скрываться дальше не имело смысла, да и окружение поляны, видимо, завершилось. Бритоголовый вынес Лакримозу из-за склепа, присоединившись к тесной цепи своих накачанных, одетых в камуфляжную форму двойников. Он тащил ее легко, как дети тащат большую пластиковую куклу. Фашик убрал с Лакримозиного рта свою правую ладонь, но взамен поместил ее прямо на грудь и теперь, часто дыша, лапал девушку, сжимая и разжимая кисть, и от этого Лакримозу мутило еще больше. Еле сдерживаясь, чтобы не сблевать, она смотрела на четверых пьяных бухариков, которые, в свою очередь, удивленно взирали на сжимающееся вокруг них кольцо. Урла наступала медленно, по мелкому шагу в секунду. У них это называлось психической атакой. Фашики растягивали удовольствие, потому что предстоящий процесс затаптывания в землю нескольких беспомощных пожилых бомжей казался им слишком коротким. Удивительно, но сами бухарики не выглядели испуганными. Они то ли не понимали смысла происходящего, то ли были слишком пьяны, чтобы понять вообще что-либо.

— Вадя, — произнес самый интеллигентный, тот, который обращался к Лакримозе на «вы». — Пожалуйста, скажи, что это твой очередной балет.

Седовласый Вадя пожал плечами. Он как раз наполнял очередной стакан.

— Да нет, это чей-то другой. И, кажется, я даже знаю чей. Говорил я вам, дуракам, что…

Но что именно он говорил, так и осталось неизвестным, потому что тут с нечленораздельным криком вскочил на ноги краснорожий полковник, тот самый, который за шиворот вытащил Лакримозу из склепа. Он явно был пьянее остальных и с трудом стоял на ногах. Зато взгляд его голубеньких глаз был сфокусирован прямо на Лакримозе.

— Ты, пидар бритый! — заорал краснорожий и замолчал, набирая воздуху в грудь для нового крика.

Лакримоза удивилась незаслуженной обиде, но тут наконец сообразила, что смотрел краснорожий вовсе не на нее, а на лапающего ее фашика.

— Отпусти девочку, гад! — орал полковник. — Отпусти, я тебе сказал! Кастрирую гада! Убью! Похороню!

— Не обещай лишнего, Вова, — рассудительно заметил седовласый, передавая стакан интеллигенту. — Другие похоронят.

Урла остановилась, вопросительно поглядывая на группенфюрера. Группенфюрер, здоровенный бык по кличке Адольфыч, выступил вперед, небрежно раскручивая перед собой полуметровую металлическую цепь.

— Ты что, дедуля, торопишься? — ласково поинтересовался он. — Или просто легкой смерти хочешь? Не получится, старый хрен… вы будете подыхать долго и трудно, это я тебе обещаю. А телку раньше надо было драть, теперь она наша, понял?

— Понял, — неожиданно тихо и печально ответил краснорожий и вынул пистолет.

Он начал стрелять немедленно, не тратя времени на разговоры, угрозы, прицеливания, длительное держание на мушке и прочие элементы, сопровождающие вытаскивание пистолета в кино, где Лакримоза многократно наблюдала это расхожее по киношным понятиям действие. Полковник выстрелил всего дважды и тут же снова убрал оружие, как будто его и не было вовсе, а прозвучал просто гром откуда-то с ясного вечернего неба, гром, оставивший аккуратную дырочку во лбу лежащего навзничь группенфюрера, а также неопрятную влажность, набухающую красным прямо посередине камуфляжной майки, красиво обтягивающей выпуклую молодецкую группенфюрерную грудь.

— Я кому сказал, отпусти девочку, пидар! — проорал краснорожий, как ни в чем не бывало возвращаясь к прежней теме. — Кастрирую гада!

Лакримоза упала на землю. От неожиданности она ушиблась и поднималась долго, потирая плечо и негромко поскуливая.

— Вставай, Мерлуза, чего разлеглась-то? — краснорожий полковник стоял над ней, протягивал руку.

— Я Лакримоза, — упрямо ответила она.

— Дура ты глупая, вот ты кто, — сказал краснорожий, убрал руку и отошел.

Лакримоза поднялась и осмотрелась. Фашики разбежались, группенфюрер неподвижно лежал на поляне, четверо бухариков, сгрудившись в кучку на «трех шестах», молча передавали друг другу наполненный до половины стакан. Она подошла и кашлянула.

— Дяденьки, а можно мне?

— Мала ты больно, — неуверенно отвечал седовласый. — Это ж водка.

— Так я пью.

— Дай ей, Вадя, — махнул рукой Витька. — Учитывая пережитое.

Они молча пропустили стакан по кругу.

— Ну и куда его теперь девать? — спросил Веня, указывая на труп.

Вовочка покосился на Вадика.

— Ага! — злорадно осклабился тот. — Теперь на меня смотришь? А когда мобилу в Смоленку выкидывал, на кого смотрел?

— Тоже на тебя… — проговорил Вовочка и вдруг подавился смехом.

В следующую секунду хохотали уже все четверо. Лакримоза тоже неуверенно подхихикивала, не понимая причину всеобщего веселья. Вдруг Вовочка резко махнул рукой, как дирижер, обрывающий финальный аккорд оркестра.

— Я вот что хотел тебя спросить, Роза-с-мороза…

— Лакримоза.

— Неважно. Ты ответь, а вы послушайте. Только серьезно ответь, ладно? Обещаешь?

Лакримоза послушно кивнула. Вовочка прокашлялся.

— Что ты знаешь о Ленине? — торжественно произнес он.

— О ком?

— О Владимире Ильиче Ленине, — повторил Вовочка и замолчал, глядя в небо и слегка покачивая головой.