— Ну тогда прощай, служивый… — Вовка хлопнул его по плечу и открыл дверь.
Рев вертолета ворвался в предбанник. Уже совсем было ступив наружу, полковник вдруг обернулся.
— А знаешь, Петрович, — закричал он, перекрикивая шум. — Хорошо, что хоть что-то у нас не изменилось. По-прежнему «а вертолет — хрен с ним!» История повторяется, а? И каждый раз в виде фарса! Ладно, будь здоров, капитан!
Вовка махнул рукой и побежал к вертолету. Егор Петрович Кромешный, не торопясь, вышел за ним. Хороший французский коньяк играл хорошую французскую музыку в каждой жилке его заслуженного организма. Колени пружинили, как у двадцатилетнего. Придерживая рукой фуражку, Кромешный смотрел, как Ми-26 взвыл, тяжело оторвался от земли, затем неожиданно ловко дернулся вверх и вбок и ушел в небеса, к звездам. Егор Петрович отстегнул переговорник. Для верности требовалось закрепить успех. Дурак Хотенко сам пер в ловушку, как дикий кабан на охоте.
— Башня, Башня, я Пирамида. Прием.
Он уже чувствовал на плечах свои прежние, законные, капитанские погоны. Жизнь определенно налаживалась.
6
Вадику приснился этой ночью крайне неприятный сон. Нужно сказать, что приятных снов он не видел практически никогда. Все какая-то гадость: деловые партнеры, банкиры с бумагами, депутаты с кейсами, криминальные и политические авторитеты. Все они требовали денег, получали и снова требовали. Во сне Вадик засовывал руку за спину и шарил в поисках необходимой суммы, всякий раз опасаясь, что денег там не окажется. Но деньги находились. Облегченно вздыхая, Вадик отдавал их, выкладывал пачками на стол, прихлопывал бледно-зеленую кучу ладонью в знак окончания расчетов, но расчеты все не заканчивались, и приходилось снова лезть рукой за спину, нашаривать все новые и новые пачки и думать со все возрастающим страхом: а вдруг уже нет?.. вдруг кончилось?..
Деньги не кончались никогда, зато страх постепенно разбухал до размеров паники; Вадик просыпался в холодном поту, пугая криком «маленьких лебедей», не успевающих привыкнуть к нему ввиду частой заменяемости или очередную жену, успевающую отвыкнуть от него ввиду редкости постельного соседства, или просто поддверного крепыша, принципиально не привыкающего ни к чему, кроме заданного сектора сканирования.
Но на этот раз Вадику приснился не депутат и не авторитет, а Толя Грецкий — старый приятель по институтской скамье, с которым он не виделся лет двадцать, по меньшей мере. Толя был породистым красавцем, чемпионом по борьбе, ленивым повелителем хрупких женских сердец. На карьерные потуги однокашников — что в области учебы, что по общественной линии — Толя поглядывал более чем снисходительно. «Зачем это все? — говорил он. — Чтобы сидеть за одним столом с академиком, не обязательно защищать диссертацию. Вполне достаточно жениться на его внучке. Чуваки, поверьте, внучки академиков начинают мечтать о таком, как я, с шестнадцати лет, и в последующие двадцать эта мечта только усиливается. В ученом мире катастрофически не хватает настоящих жеребцов.»
Исполнил ли настоящий жеребец Толя Грецкий свое намерение? Или так и сгинул в бескрайних просторах прошлого, всхрапывая, помахивая гривой и закидывая вбок крепкий лоснящийся круп? Это было Вадику неизвестно, как и то, отчего Грецкий вздумал присниться ему именно сейчас, наутро после беспокойнейшей ночи, относительно которой еще требовалось хорошенько разобраться на трезвую голову: что там правда, а что просто привиделось… и лучше бы, чтобы последнего оказалось существенно больше первого.
Вадику снилось, что он идет по тротуару неширокой, но очень богатой улицы под названием Оксфорд-стрит, расположенной, как известно, в самом сердце столицы Британской Империи города Лондон. Идет, никого не трогая, в превосходном настроении, какое бывает только во сне, можно даже сказать, хиляет, а не идет. И вдруг видит перед собой Толю Грецкого, по прозвищу Орех, и радуется еще больше. Потому что нет большего удовольствия, чем удивить старого приятеля своими грандиозными удачами по жизни. Показать, чего может добиться человек своими яйцами, горбом и головой. Не всякий человек, далеко не всякий… то-то и оно, Толян, то-то и оно…
— Толян! — кричит Вадик во сне и раскрывает объятия, так что неширокая Оксфорд-стрит втекает ему прямо в грудь вместе со всеми своими универмагами и бутиками. — Орех ты мой Грецкий, ненаглядный, куды котишься? Сколько ерс, сколько винтерс!
И Толя тоже рад, причем рад неподдельно, и они какое-то время стоят на тротуаре, обнявшись, хлопая друг друга по спине и восклицая «вот это да!»
— Ты как тут? Где остановился? — спрашивает, наконец, Грецкий.
— Да вот, по делам… — важно отвечает Вадик. — Встреча с инвестиционным партнером. А остановился я…