Укразия

— Улетели… Да… Улетели… к дьяволу. Если бы вы видели, что делается на Украине… Там все кипит, бурлит, перемешалось. Никто ничего у них не поймет. Кровь, кровь и кровь.

Барлетт, вынув трубку изо рта, презрительно усмехнувшись, процедил:

—  Укразия…

— Да… Да… Укразия… Я счастлив, что это все в прошлом… в прошлом, и я могу наконец зажить культурной жизнью. Мистер Барлетт, вы мне не одолжите на сегодня ваш «бенц»? Я хотел бы прокатиться, насытиться впечатлениями культурного центра мира, Лондоном…

— Охотно.

Барлетт подошел к письменному столу и позвонил. Бесшумный лакей остановился в дверях.

— Узнайте, автомобиль подан?

— Слушаюсь, сэр, — поклонился лакей.

Барлетт задумчиво стукнул несколько раз концами пальцев по своему мандату, повернулся к Дройду.

— Постойте, Дройд… А вы не хотели бы поехать со мной еще раз в эту Укразию?

Дройд засмеялся.

— Я предпочитаю быть повешенным, но добровольно никогда в этот ад не вернусь, мистер Барлетт.

— Вот как! — улыбнулся Барлетт.

— Да, и вам я не рекомендую ехать в эту страну разбоя.

Бесшумный лакей почтительно поклонился сэру Барлетту.

— Автомобиль подан, сэр.

— All right!..

Дройд простился и пошел к выходу. Барлетт проводил взглядом Дройда, улыбнулся своим мыслям. О, он знает, что есть такие убедительные аргументы, против которых не может устоять ни один человек.

Барлетт сел в кресло, снова задымил, и в его мечтах представилась карта Российской империи, разделенная на ряд колоний.

«Да, из нее вышла бы прекрасная колония» — и, взяв «Таймс», погрузился в чтение.

Дройд вышел. Швейцар с чувством достоинства подал Дройду пальто и трость. Дройду все импонировало: и подъезд, и лестница, и лакеи, бесшумно скользящие по лестнице, устланной коврами, и великолепный швейцар. Дройд положительно упивался комфортом и порядком.

— Все, как по нитке, — вслух подумал Дройд.

Швейцар не понял, но из вежливости утвердительно кивнул головой, распахнув настежь двери. Автомобиль Джона беззвучно подкатил к подъезду. Дройд с удовольствием откинулся на мягкие кожаные подушки.

— Прямо в Пикадилли-стрит.

Автомобиль мчался по улицам, опьяняя Дройда культурой европейской жизни. Мимо мелькали магазины, великолепно убранные витрины, красивые дома, ряды сандвичей с громадными афишами.

«La folie des femmes».

«Das Indische grabmal».

«Die bettlerin Stambul».

Мимо мелькали экипажи, автомобили. Один из прохожих, увидев Дройда, удивленно раскланялся.

— Откуда? Каким образом?

— Оттуда… бежал…

— Ну, и как?

— Ужас… Сейчас я счастлив… После тех ужасов, что я пережил, я счастлив, что еду сейчас в этом прекрасном авто по улицам, где ходят живые, культурные люди… Ты только представь себе…

И Дройд, забыв обо всем, с увлечением рассказывает приятелю:

— Темно… Идет проливной дождь, и я, денди, кумир дамского общества, блестящий фельетонист, иду по улицам, полным грязи и выбоин после обстрела. Всюду разрушенные дома. По улицам тянутся телеги, запряженные худыми, хромыми клячами. Эти рысистые кони чуть меня не задавили, но зато здорово обдали грязью, и я, спасаясь, попал в выбоину, наполненную водой, сплюнул в сторону, наткнулся на обломок и упал прямо в грязь… Но это… пустяки. Там все живут в грязи, и мой вид мокрого оборванного денди не обратил на себя ничьего внимания.

— Какой ужас… — удивляется собеседник.

— Все это в прошлом уже и, к счастью, никогда не повторится больше.

И Дройд покатил дальше. Джон сумрачно слушал рассказ Дройда, и в его уме рождалась мысль, что этот изящный журналист просмотрел красоту и величие революции. Для него революция только грязь и голод.

При повороте на Strand Дройд издали увидел прекрасную леди Гартнер. О, сколько приятных вечеров было проведено вместе… Дройд остановил авто и ринулся к ней.

— Миледи, какая встреча… Как рад!

Леди Гартнер удивленно посмотрела, ахнула, мило улыбнулась и протянула руку. Дройд нежно подносит ее руку к своим губам. Леди Гартнер обрадована, она сразу заболтала о разных новостях, о том, кто вышел замуж, кто женился. Стоя на фоне витрины большого дамского конфексиона, леди казалась одной из моделей, сошедшей на улицу для демонстрирования туалета. Дройд не успевает отвечать… Наконец передышка… и вопрос:

— А вы откуда?

Неопределенный жест в пространство — из России.

— Да, сейчас только.

— Счастливый… Вы видели собственными глазами все эти ужасы, которые делаются в этой бедной, несчастной бывшей России… A propos, великий князь Георгий Михайлович служит приказчиком в конфексионе… Такой милый… Там отбою нет…

— Да, милая леди, там интересно. О, какая жизнь. Голод, холод… Вот, например, вы представьте, на улице стоит оборванная худая женщина, на руках ребенок, плачущий от голода. Вот такой маленький, грудной. Она только безмолвно протягивает руку… А мимо нее идут прохожие с пайками.

— Что такое паек?

— Это… это четверть фунта хлеба в день на человека. И больше хлеба негде достать. Ведь подумайте, нет продажи…

— Это ужасно, ничего нельзя купить…