На седьмом ударе, спугнув сову, монах истово перекрестился и задумался, потом вспомнил, что еще не добил время… Ударил два раза. Отошел и остановился у амбразуры, заглядевшись на город, думая о даром прошедшей жизни.
Странный бой часов, долетев до камеры Джона, поразил его. Он удивился.
— Семь и два. Девять… Через пару часов ночь и вероятный расстрел.
И, схватив глиняный кувшин, он с силой бросил его в стену…
Осколки, шум… Джон, схватив острый кусок, подбежал к стене.
Трудно царапалась стена, но Джон усердно царапал свое последнее прости товарищам рабочим…
Он царапал вечное, близкое, дорогое. Лозунг, звучащий одинаково на всех языках…
— «Workers of the world, unite!»[22]
Последний крик перед смертью, крик, соединяющий его со всей рабочей массой всего мира… Крик, дающий силу спокойно посмотреть в качающиеся дула винтовок.
Джону стало сразу легко.
Что ж, он гибнет… Он единица из миллионов… Всех не расстреляют, и его товарищи, рабочие, как России, так и всего мира, придут к победе.
Джон спокойно лег на койку и заснул крепким сном молодости и силы.
Он мог спать…
Не могли спать и не спали два неразлучных, два не доверяющих друг другу офицера… Не спали Энгер и Иванов. Каждый, сидя в своем кабинете, в разных концах города, думали друг о друге.
Рука Энгера, вынув записную книжку, перелистывая страницы, остановилась:
«Дело капитана Иванова».
Перелистала дальше:
«Расстреляно контр-разведкой».
Мрачные глаза Энгера пронизывали эти страшные строчки и, казалось, видели, как в своем кабинете, этого вечно улыбающегося Иванова, достающего желтое дело и старательно вырисовывающего буквы.
«Дело ротмистра Энгера».
И задумавшись, покачивая головой, загибая один палец за другим, Иванов шепчет:
«Расстрел комбрига-42, Сушкова… Раз.
Разгромили явку. Два…
Повесили двух коммунистов… Три.
Арестовали английского шофера… Четыре».
И Иванов, мягко улыбаясь, встает и кошачьей походкой начинает ходить по кабинету. Его мягкие шаги скрадывают ковры, а глаза скрывает полутьма от абажура лампы…
Энгер продолжал работать над кровавым синодиком, когда в комнату ворвался Рунд…
— Господин ротмистр, при проверке тюрьмы…
— Ну?.. В чем дело?.. Короче, господин штабс-капитан.
— Вот передача англичанину, — Рунд положил перед Эн-гером французскую булку.
— Ну?..
— Вот, — и Рунд разломал булку пополам, и из середины выкатилась записка.
Энгер спокойно взял записку и прочел:
«Не беспокойтесь за свою судьбу.
7 + 2».
Мрачные глаза Энгера сузились от злобы. Он заскрежетал зубами, скомкал записку и, ударив кулаком по столу, вскочил.
— Проклятая сволочь, я потребую, чтобы этот бульдог был сегодня же ночью расстрелян.
— Кто это, «7 + 2»?
— Кто? О если бы я знал!.. — Энгер хрустнул пальцами.
— Даже в какой-то церкви, какая наглость, всему городу бьет этот таинственный шифр «7 + 2».
Рунд вздрогнул, ему сразу стало жутко. Он вспомнил недавний звон часов на какой-то церкви. Ударили сначала семь и через некоторый промежуток два.
— Действительно, — пробормотал Рунд. — Но все-таки завтра будет суд над англичанином.
— К черту суд… Я сам ему, сам сегодня же ночью все девять штук всажу в живот… Семь плюс два. Вот и весь суд!.. — и, схватив со стола парабеллум, Энгер в исступлении грозил в пространство.
Глава XXIX. Неудачное свидание генерала
С девяти часов у генерала Биллинга все было приготовлено к приему Кати. В глубине громадного зала, в уголке, убранном коврами, на маленьком столике стояли два прибора, фрукты, вино, ликер, цветы. Генерал сидел в глубоком кресле, тщательно полируя свои ногти, время от времени поглядывая на часы. Вестовой метался по комнате, и каждый раз генерал на него шикал…
— Френч!
Вестовой прибежал с френчем. Насвистывая ариетку, генерал в последний раз бросил взгляд на свою белоснежную рубашку, поправил манжеты и стал одевать френч.
— Ты смотри… Меня нет дома. Понял?..
— Слушаю, ваше превосходительство.
— Меня нет дома для всех, а когда придет одна дама, проводишь ее сюда. Пшол…
Часы отбили последнюю четверть…
А через четверть часа генерал вкусит радость с той прелестной, таинственной незнакомкой.
Вестовой направился к выходу и в дверях растерянно столкнулся с ротмистром Энгером. Не успел ничего сказать и только растерянно развел руками.
Ротмистр быстро подошел к генералу.
— Прочтите, генерал, — и подал записку.
— Ах, опять дела… Ради бога, Энгер, скорее. Чего вы хотите? — отстраняя записку, простонал генерал.
— Я прошу о немедленном расстреле англичанина-шо-фера.
— Что? Шофера… Что вы лезете с такими пустяками. Расстреливайте на здоровье кого угодно и когда угодно.
— Я его расстреляю сегодня ночью.
— Хорошо… Пожалуйста… Я не хочу сегодня дел. Не хочу!
— Подпишите требование о выдаче.
Генерал поглядел на часы и, увидев, что скоро десять часов, заторопился.
— Ради бога, бумажку. Подпишу.
Генерал был полон желания как можно скорее отделаться от Энгера. Нервно схватил бумажку и подписал.
— Довольны? Надеюсь, что вы меня освободите.