Укрепленный вход

Молодые женщины особенно страдали. Они были почти в обмороке от испуга и оглядывались по сторонам, ища какой-нибудь поддержки. Приказ раздеться следовал незамедлительно — нужно было произвести дезинфекцию, как обычно это делают со зверями перед тем, как перевезти их в зоопарк. Женщины в отчаянии возводили глаза к небу. Как и ожидал Марек, большинство сук были огромными и толстыми. Груди свисали до самого живота, а животы висели вокруг бедер. К счастью, среди них было несколько девочек-подростков, с сильными мускулистыми телами, которые, казалось, так и дышали сексуальной энергией. У них были чудесные тела.

Сержант, идя рядом с Мареком, записывал номера тех, на кого тот указывал. Потом девушек поселят в специальные бараки (его, надзирателя лагеря, бараки), и он даст им надежду избежать худшего. Да, они смогут жить в относительном комфорте и спать на настоящих кроватях. У них будет достаточно еды, чтобы поддерживать постоянный вес. Его требования строги: повиновение — немедленное и абсолютное и, конечно, сексуальный энтузиазм, возможно, напускной, но достаточно сильный и убедительный для такого старого циника, как Марек Ножовски.

Он откинулся на стуле и посмотрел на часы — сколько времени осталось до появления Мари. Его охватило такое вожделение, что, казалось, еще немного — и оно его сожжет.

Стенли Мудроу сидел в «бьюике» Джима Тиллея. Мотор и обогреватель были включены. Машину он припарковал за молодыми деревьями в сотне ярдов от летнего домика, где Марек ждал Мари Портер, так чтобы из дому ничего не было видно. Мудроу тоже не видел взятую напрокат машину Мари Портер, которую она подвела к двери дома. Однако он слышал шум мотора. Передатчик, укрытый на груди Мари, передавал удивительно чистый сигнал. Он был специально сконструирован для работы в «джунглях» Нью-Йорка, где обычно идет колоссальное количество помех, и полицейским очень трудно поддерживать контакт с патрулем.

Радио в машине Мари было настроено на волну, по которой передавали легкий рок, и Мудроу слышал, как Джон Леннон советовал всему миру «Представить себе». Финиш поиска, как это часто случалось, придавал привкус усталости к ощущению близкого триумфа. Он отдал свое удостоверение (сказать по правде, они заставили его отдать), но все еще любил охотиться. Без охоты он бы не смог наслаждаться всем остальным. Еда, секс, любовь, дружба — все зависело от того, как ему удавалось осуществить свое понимание справедливости. Наверное, это была глупость, но Мудроу уже давно признался в ней самому себе.

Марек Ножовски совсем не собирался представать перед Большим Судом, и Мудроу впал бы в старческий маразм, если бы хоть на мгновение поверил, что Марек все расскажет Мари. Именно поэтому Мудроу оставил Джима Тиллея в Манхэттене. Он не знал, как у Мари пойдут дела с Ножовски, но теперь он этим особенно и не интересовался.

— Кажется, я велел тебе взять такси. — В голосе Марека слышались командирские нотки. — Ты собираешься мне подчиняться?

— Да, сэр. Я очень хочу вам подчиняться.

— Ты, наверное, сама не понимаешь, что делаешь. Начинай убирать на кухне и оставайся там до тех пор, пока я не поговорю по телефону.

Мудроу слышал, как Мари наливает в ведро воду, начинает мыть пол. Мудроу с отвращением покачал головой. Все понятно. Добровольного признания не будет. Он вставил штекер от наушников «Сони» в передатчик и выключил магнитофон. Оставалась только одна возможность — насилие в конце охоты. Если вдуматься, вполне традиционный финал. Мудроу дотронулся до рукоятки своего пистолета 38-го калибра, открыл дверцу машины и вышел. Воздух был холодным и влажным.

Когда Извращенец взял кухонный стул с высокой прямой спинкой и уселся сзади, Мари Портер почувствовала, как крупная дрожь пробежала по всему ее телу, как будто оно оказалось под током. Мари никогда не задумывалась о системе справедливости, которой следовал Мудроу. Она даже не знала, что это такое.

— Интересно, почему у вас, черномазых, такие большие задницы? — спросил Извращенец, как всегда.

— Не знаю, сэр, — в сотый раз ответила Мари. — На то воля Божья, сэр.

Извращенец улыбнулся, встал около нее на колени и пробежался пальцами по бедру.

— Ты бы хотела остаться со мной навсегда, Мари? Мне нужна хорошая рабыня, чтобы выполнять грязную работу.

— Нет, сэр, я не могу этого сделать. У меня назначены разные встречи.

— О, Мари, — Ножовски покачал головой, как родитель, удивляющийся фантазиям своего ребенка, — не говори ерунды. Я знаю, что не нравлюсь тебе, именно поэтому ты не хочешь остаться.

— Вы мне очень нравитесь, сэр. Но я занята. Я…

— Знаешь что, Мари? Я даже не прошу тебя остаться. — Голос Извращенца был совершенно спокойным. Он говорил, как машина, которую научили пользоваться человеческой речью.

— Что вы имеете в виду, сэр?

— Ты, Мари, наркоманка и проститутка и не можешь принимать решения.

— Мне всегда казалось, что я живу в свободной стране, сэр.

— Ты глупая, Мари, и в этом твоя проблема. Америка — свободная страна, но ты находишься не в Америке. Ты находишься на земле Ножовски. Как тебе нравится такой поворот дела?