Укридж и Ко. Рассказы

— Не повезло, — был наш общий вердикт.

— Ну, это как посмотреть, — сказал Фредди. — Отдохнуть совсем не помешало. Ну, и конечно пятерочка.

— Что еще за пятерочка?

— Я получил пяток фунтов от «Еженедельного велосипедиста» за то, что растянул лодыжку.

— Ты… что-о?! — вскричал Укридж, взволнованный до недр души (как и всегда) рассказом о шальных деньгах. — Сидишь вот тут и говоришь мне, что какая-то чертова газетенка уплатила тебе пять фунтов, потому что ты растянул лодыжку? Опомнись, старый конь. Такого не бывает.

— Но это правда.

— А ты можешь предъявить мне эту пятерку?

— Нет, потому что я ее предъявлю, а ты сразу заберешь ее взаймы.

На этот выпад ниже пояса Укридж ответил исполненным достоинства молчанием.

— И они уплатят пятерку всякому, кто растянет лодыжку? — спросил он, не отвлекаясь от главной темы.

— Да. Если он подписчик.

— Так я и знал, что без подвоха тут не обошлось, — мрачно сказал Укридж.

— Сейчас многие еженедельники пускают в ход этот приемчик, — продолжал Фредди. — Подписываешься на год и получаешь право на страховку при несчастном случае.

Мы живо заинтересовались. Это же было в те дни, когда ежедневные лондонские газеты еще не вступили в бешеную конкуренцию друг с другом в деле страхования и не начали предлагать княжеские подкупы гражданам страны, чтобы они безмерно разбогатели, сломав шею. Теперь газеты платят до двух тысяч фунтов за труп без подделки и пять фунтов в неделю за какой-нибудь ничтожный вывих позвоночника. Но в то время идея была совсем свежей и очень привлекательной.

— И сколько же этих грязных листков выплачивают такие страховки? — осведомился Укридж. Блеск в его глазах свидетельствовал, что великий мозг уже жужжит, как динамо-машина. — С десяток наберется?

— Думаю, что так. Конечно, не меньше десяти.

— Значит, типчик, который подпишется на них на все, а потом растянет лодыжку, получит пятьдесят фунтов? — заключил Укридж проницательно.

— И даже больше, если повреждение серьезнее, — заявил Фредди, эксперт в подобных вопросах.

Воротничок Укриджа спрыгнул с запонки, а его пенсне пьяно зашаталось. Он повернулся к нам.

— Сколько денег, типусы, вы способны собрать? — спросил он грозно.

— А зачем они тебе? — осведомился Роберт Данхилл с банкирской предусмотрительностью.

— Дорогой мой старый конь, неужели ты не видишь? Кошки-мышки, да ведь это же идея века. Провалиться мне, плана, сулящего подобные проценты, еще никто не разрабатывал. Соберем нужную сумму и подпишемся на каждую из этих чертовых газетенок.

— И что толку? — сказал Данхилл с холодным отсутствием энтузиазма.

Банковских клерков дрессируют подавлять эмоции, чтобы, став управляющими, они отказывали в кредитах, не моргнув и глазом.

— Крайне маловероятно, чтобы с кем-либо из нас произошел несчастный случай, а тогда деньги будут выброшены на ветер.

— Великий Боже, ослиная ты башка, — презрительно фыркнул Укридж, — не думаешь же ты, что я собираюсь пустить это на самотек? Слушайте! Суть плана такова: мы подписываемся на все эти газеты, потом тянем жребий, и типус, которому достанется роковая карта или там что-нибудь другое роковое, идет прогуляться, ломает ногу и заграбастывает добычу, мы делим ее на всех и начинаем купаться в роскоши. Это ведь обернется многими и многими сотнями фунтов.

Последовало долгое молчание. Нарушил его Данхилл, чей ум отличался скорее увесистостью, чем гибкостью.

— Ну, а если он не сумеет сломать ногу?

— Кошки-мышки! — возмущенно вскричал Укридж. — Как-никак мы живем в двадцатом веке, имеем в своем распоряжении все новейшие достижения и возможности цивилизации, чтобы ломать ноги на каждом шагу, а ты задаешь такой дурацкий вопрос! Конечно, он сумеет сломать ногу. Любой осел способен сломать ногу. Это немножко слишком множко! Мы все инфернально на мели — лично я, если Фредди не сможет уделить мне чуток этой пятерочки до субботы, не знаю, как до нее дотяну. Нам всем до чертиков нужны деньги, и тем не менее, когда я выдвигаю этот чудотворный план разжиться сотней-другой, ты, вместо того чтобы завилять хвостом перед моей молниеносной находчивостью, рассиживаешься здесь и выискиваешь возражения. Это не тот дух. Не тот дух, который ведет к победе.

— Если ты на такой мели, — возразил Данхилл, — как ты намерен внести свою долю?

Страдальческий почти ошеломленный взгляд появился в глазах Укриджа. Он смотрел на Данхилла сквозь свое лопоухое пенсне, как человек, решающий, верить ли своим ушам.

— Я? — вскричал он. — Я? Мне это нравится! Надо же! Да провалиться мне, если, черт побери, в мире есть какая-никакая справедливость, если есть хоть искра порядочности и доброжелательности в ваших чертовых сердцах, так вы, мнилось мне, могли бы взять меня в долю за выдвижение идеи! Немножко слишком множко. Я вношу свой мозг, а ты хочешь, чтобы я, кроме того, выкашлянул бы еще и наличность? Кошки-мышки, такого я не ожидал. Это меня ранит, черт побери! Да если бы кто-нибудь сказал мне, что старый друг…