Укрой меня от замыслов коварных; Делирий; Возвращайтесь живыми!; Шанс на независимость

Тем не менее ни вторая, ни третья попытки не удались. «Засланный казачок» действовал уверенно, бесшумные сполохи ментального «света» вонзались в площадку, как молнии Зевса, россияне ошибались, а оператор так и оставался невидимым, словно прятался за каменной стеной. Роман смог лишь оконтурить место нахождения «колдуна», оказавшееся не там, где сидели помощники тренера польской сборной и польские болельщики.

Третью и четвёртую партии россияне проиграли.

Лютый Зверь (Роман снова усмехнулся, вспомнив кличку тренера сборной) взял тайм–аут.

Волеслав, потный и злой, подошёл к щитам ограждения площадки, взял в руки полотенце, повернул голову к Роману, проговорил одними губами:

– Вычислил?

– Нет, – признался Роман.

– Он сидит на второй трибуне, слева, в третьем ряду второго яруса, не вижу точно. Ох и взгляд у него, аж мурашки по коже! Неужели не чуешь?

– Пытаюсь.

– Могу точно показать, где он сидит.

– Как?

– В нападении нанесу удар так, что мяч полетит прямо в него. Он сидит как раз на створе сетки, никто не поймёт, что я нарочно, подумают – от блока.

– Не промажешь?

Волеслав озадаченно поднял брови, вытер лицо, отошёл, оглядываясь. По–видимому, до него не сразу дошло, в чём сомневается Роман.

Игра пошла в той же манере. Игроки сборной продолжали время от времени ошибаться, особенно в ключевые моменты, и счёт рос не в их пользу.

При счёте десять – восемь в пользу поляков разводящий дал пас Волеславу в четвёртую зону, и тот сильно пробил вдоль сетки таким образом, что мяч улетел высоко на трибуны, подняв там лёгкий переполох.

Вскочил какой–то парень, отшатнулась женщина, подставляя руки, пригнулся сидевший выше седой старик.

Но не мужчины заинтересовали Романа. Реакция женщины была понятна, однако именно во всплеске её чувств и протаял знакомый «запах», отмеченный ранее Волковым. Это был ментальный «запах» человека, настроенного повелевать, человека жестокой целенаправленной воли.

Роман закрыл глаза, сосредотачиваясь на раскрытии «третьего глаза».

Он не ошибся, как и Волеслав – при ударе. Обладателем «гвоздезабивного» взгляда была женщина.

Роман отвёл глаза, чтобы не создавать поток внимания к заинтересовавшей его особе (женщины, как известно, чувствуют взгляды мужчин в силу природных данных), но тем не менее разглядел незнакомку боковым зрением.

На вид ей было лет сорок пять. Взбитые, не светлые, а какие–то жёлтые волосы, смуглое лицо с широкими мрачными бровями, широкий нос и узкие губы. Далеко не красавица. Одета во что–то серое, с красными полосками, не платье, не блузка, не майка. Комбинезон, что ли?

Блузон, вспомнился «модный» термин.

Нападающий сборной России снова пробил в блок.

Роман встал, ещё не приняв окончательного решения, пробрался к проходу между трибунами, поднялся наверх, обошёл северную трибуну и спустился вниз, на третий ряд. Заметил, что место слева от «колдуньи» освободилось, подошёл, сел.

Она отрешённо посмотрела на него. Глаза у женщины были чёрные, блестящие, чуть ли не стеклянные, и плавилась в них такая стылая тьма, что Роман едва не передёрнул плечами.

– Извините, – сказал он вполголоса, с ледяной вежливостью, вонзая взгляд в глаза незнакомки, – вам пора на самолёт.

– Что? – проговорила она по–польски. – Не понимаю…

Роман перешёл на английский:

– Спортзал оцеплен. Любое ваше движение будет расценено как попытка сопротивления, Вставайте и идёмте со мной.

– Я… я не понимаю… – растерялась «колдунья», возвращаясь на грешную землю из своих «заоблачных ментальных» высот. – Что вы имеете в виду?

– Вставайте! – жёстко бросил он, добавляя в тоне металла, не выпуская глаз женщины из–под контроля. Взял её под локоть.

Болельщики вокруг ахнули, захлопали в ладоши.

Женщина попыталась повернуть голову и посмотреть на площадку, но Роман силой заставил её встать.

– Вперёд!

– Кто вы? – слабо пробормотала она, подчиняясь. – КГБ?

– КГБ. КГБ, – подтвердил он.

Спустились к проходу.

Женщина сделала ещё одну попытку освободиться, но уже совсем неуверенно.

Роман оглянулся на мгновение.

Российская сборная воспряла духом. Счёт на табло был четырнадцать – четырнадцать. Речь шла о тай–брейке, и выигрывал тот, кто первым достигал счёта пятнадцати, либо разрыв должен был быть в два очка.

Он вывел спутницу в холл под трибунами, отпустил локоть, сказал, беспощадно проворачивая «лезвие» взгляда в помутневших глазах незнакомки с жёлтыми волосами:

– Благодарите бога, что мы не имеем возможности привлечь вас к суду за противоправную деятельность. Вы понимаете, какую. Но вполне можем задержать вас в России на неопределённое время за попытку зомбирования волейбольной сборной. И ещё: если мы увидим вас завтра в этом зале, на родину вы вернётесь не скоро. Вы меня поняли?

– Как вы смеете?! – прошипела женщина. Глаза её сузились, но «зарница» волеподавления не смогла пробить «железную рубашку» пси–защиты Волкова.

Один из охранников у турникета оглянулся на беседующих.

– Видите этого молодого человека? – кивнул на него Роман. – Одно моё слово, и вы проведёте ночь в «обезьяннике».

– Где?!

– В камере предварительного заключения, – любезно объяснил Роман.