Укромный уголок

Скотт стоял в гостиной своей квартиры на берегу Темзы, прижав к уху мобильный телефон. Нина не отвечала. Он два раза набирал ее номер, прежде чем соединение установилось и сквозь помехи пробился голос:

– Скотт?

Голос звучал едва различимо.

– Нина, ты меня слышишь?

В ответ из динамика раздалось шипение.

– Нина!

– …слышу тебя, – донеслось слабо и издалека, будто из глубины гигантской пещеры.

Скотт подождал и в конце концов произнес:

– Я кое-кого к тебе пришлю.

В динамике зашипело и затрещало сильнее.

– …век здесь.

– Что?

Вдруг голос Нины прорвался прямо в ухо, громкий и отчетливый:

– …следит за мной. Какой-то человек наблюдает за домом! Люди.

Скотта сотрясла дрожь – накатила стремительной обжигающей волной, а когда эта волна схлынула, осталось покалывание по всему телу. Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул:

– Нина…

– В лесу. Они там шумят.

– Нина, послушай меня. В лесу никого нет.

Вернулись помехи, снова заглушив ее голос.

Скотт ждал.

– Ты меня слышишь?

– Да, – ответила она.

– Ты слышала, что я сказал? Я пришлю кое-кого.

– Что сделаешь?

– Пришлю кое-кого. К тебе. Она приедет в четверг.

На другом конце линии щелкнуло, потом раздался приглушенный вой, будто налетел ветер.

– Ив встретит ее в аэропорту и привезет к тебе, – договорил Скотт.

– Ты… – Голос Нины снова утонул в статическом шуме.

– Ты где? Не в доме? – Скотт представил, как она стоит на лужайке, сжимая телефон в руке с побелевшими костяшками пальцев. Глаза у нее, должно быть, расширились, брови поползли вверх. – Иди в дом, Нина, в лесу никого нет.

– Скотт! Ты сказал, сюда кто-то приедет?

– Да, но не сейчас. В четверг.

– В четверг? Кто? Кто приедет?

– Домработница.

– Домработница… – повторила Нина совсем слабым голосом.

– Или садовница. Или няня. Помощница по хозяйству. Она будет выполнять любые твои поручения. – Он шагнул к окну и посмотрел вниз. На улице ливень обрушивался на высокие здания, хлестал по мостовой. Скотт прислушался к плеску воды, льющейся с карнизов, и вообразил себя там, летящим вниз вместе с тяжелыми каплями, кувыркаясь в воздухе, в бурном потоке с небес, а потом – БАЦ. Удар о землю – и тело разлетается на тысячу мокрых ошметков.

– Она?

– Да. Ее зовут Эмили.

«Эмили. Эмили. Эмили». Все мысли были полны ею. Он досадливо поморщился, вспомнив, как разоткровенничался с девушкой за ленчем. Болтал без умолку о детстве, о своем отце… Почему его так разобрало? Нужно быть осторожнее.

Нина что-то сказала, но на линии опять затрещало, и он не понял ни слова.

– Нина! Ты еще здесь? – Скотт пошел на кухню, облокотился на мрамор кухонной стойки. Огромные стеклянные плафоны покачивались над головой, как планеты.

– Нина?

Тишина.

– Я тут стараюсь все делать правильно, – прошептал он.

По-прежнему ни звука от нее, только шорох помех. Скотт прикусил зубами ноготь на большом пальце; краешек отломился с одной стороны, но застрял с другой. Скот прикусил еще раз, и снова – наконец кусок оторвался. Из-под ногтя выступила кровь.

– Знаю, ты хочешь, чтобы я был рядом, – проговорил Скотт едва слышно. – Но мы оба понимаем, что я не могу.

Динамик опять разразился треском, а потом вдруг помехи исчезли, и на линии стало так тихо, что Скотту показалось, будто он слышит, как шевелятся губы и язык Нины, как вздымается ее грудь – неровно, рывками.

Нина плакала.

– Спасибо, – прошептала она. – Спасибо тебе.

Скотт закрыл глаза. Скользнув локтями по гладкому мрамору, обхватил голову руками, чуть не задохнувшись от ее благодарности.

«Отличный ход, Нина, – подумал он. – Ты победила. Опять победила».

Но он и сам знал, что не прав. Никто тут не мог победить.

Они все проиграли. Каждый потерпел поражение.

Муж спотыкается и пытается поймать блинчик, а я весело смеюсь, потому что не хочу испортить наши последние минуты. Пусть он выйдет из дома в хорошем настроении.

– Ха! Поймал! – Он перекладывает блинчик на мою тарелку, и тот шлепается посередине бесформенной кучкой. Нахмурившись, муж подравнивает эту кучку вилкой, пытаясь придать ей изначальный вид.

Я разглядываю его с близкого расстояния – он все так же красив, как в тот первый день, когда мы встретились. Мне нравится эта его привычка – касаться языком уголка рта, когда он пытается сосредоточиться. Язык словно разминается на краю поля, как футбольный судья. Ему не хватает только кепи и свистка.