Решив присоединиться к Тому и съесть кашу для детей, я поворачиваюсь к шкафу. На цыпочках тянусь вверх и достаю миску, а потом беру ложку из ящика. После этого занимаю место напротив Тома, высыпаю Несквик и заливаю его молоком.
Когда я гляжу на Тома, то вижу, что он смотрит на мою грудь, а его зелёные глаза горят. Обычно у него нефритовый цвет глаз, но сейчас они словно горят синим.
Именно тогда я понимаю, что не надела лифчик.
И именно в этот момент мои соски напрягаются под внимательным и разгорячённым взглядом Тома.
Хорошо, я могу выбрать один из двух вариантов. Первый: в смущении убежать в комнату и надеть лифчик — но я знаю, что если сделаю так, то это даст ему повод, чтобы дразнить меня. Второй: вести себя спокойно.
Я выбираю второе.
Подняв руки над головой, я притворяюсь, что потягиваюсь, и от этого, конечно, мои девочки выдвигаются в его сторону.
Я должна сдержать смешок от взгляда на его лице. Его глаза так широко раскрыты, что похожи на блюдца.
Затем он проводит языком по нижней губе.
Огонь разгорается между моих бёдер.
Сглатывая, я опускаю руки. После чего говорю сладким голосом:
— Э-э, Том?
Он медленно поднимает свои глаза к моим. Он всё ещё переводит взгляд туда, и я должна перестать извиваться под его похотливым взглядом.
— Если физиология человеческого тела за ночь не изменилась, то глаза здесь, — я указываю двумя пальцами на свои глаза.
Его лицо разрывается от улыбки, и он хрипло смеётся. Он опускает газету на стол.
— Извини. Просто у тебя большая грёбаная грудь. Трудно туда не смотреть, — он кусает зубами нижнюю губу.
Пламя охватывает заднюю часть моей шеи и лицо.
— Ну, попробуй сделать всё возможное. Уважение работает в обоих направлениях.
Он поднимает плечи.
— Ты могла бы носить лифчик. Это могло бы помочь. Хотя на самом деле, нет, это не поможет.
— Боже, ты такая свинья! — восклицаю я. — Серьёзно, ты хотел бы, чтобы я просто сидела и смотрела на огромную выпуклость в твоих штанах весь день?
Широкая ухмылка распространяется по его великолепному лицу.
— Фейерверк, ты спрашиваешь меня, не хотел ли бы я, чтобы ты сидела и смотрела на мой член весь день? — он ухмыляется и вопросительно смотрит на меня. — Ты уверена, что хочешь, чтобы я ответил на этот вопрос? Потому что ты знаешь, что это будет потрясающе…
Я поднимаю руку вверх, останавливая его.
— Стоп! Серьёзно, я не хочу знать, — я смеюсь, когда произношу это, и Том вознаграждает меня мальчишеским смехом.
Улыбаясь, я окунаю ложку в кашу и поднимаю её.
Том наблюдает за мной, но веселья на его лице уже нет, он стал более серьёзным. Его пальцы начинают стучать по столу.
Я глотаю кашу с молоком.
— Всё в порядке? — спрашиваю я, показывая на него своей ложкой.
— Я разговаривал с Джейком прошлой ночью. Он рассказал мне, что Ралли — твой отец.
Каша, которую я проглотила, превращается в булыжник.
Я опускаю ложку в миску.
— Ох, верно. Хорошо… и у тебя какие-то проблемы с этим?
Он в замешательстве наклоняет голову в сторону.
— Почему у меня должны быть с этим проблемы?
— Потому что мой отец — сволочь, и он доставил тебе и твоим друзьям множество проблем.
— Поверь мне, мы переживали вещи и похуже, чем то, что бросал в нас Ралли.
— Теперь я не нравлюсь тебе из-за связи с ним?
Он шаловливо улыбается.
— Ах, так тебе не всё равно, нравишься ты мне или нет?
Не желая отвечать на
Том складывает пальцы вместе и наклоняется ко мне. Я не хочу, но смотрю. Сильные мужские руки. Руки, которые он, без сомнений, знает, как использовать. Они выглядят грубо от многих лет игры на бас-гитаре. Я могу только представить, насколько хорошо они будут чувствоваться на моей коже.
— Джейк объяснил твою ситуацию, — говорит Том, в результате чего моё внимание возвращается к нему, — и как обстоят дела у тебя с Ралли. Но даже если бы ты общалась с ним, это не изменило бы моего мнения о тебе.
— Спасибо, — улыбаюсь я. — И я действительно имею это в виду.
Он кивает и опирается на спинку сиденья.
— Итак, ты знаешь, кто мой отец — сволочь музыкальной индустрии. Предполагаю, что ты знаешь, что моя мать…
— Милочка в этом. Твоя мама красива, Лила. Действительно талантливая. Судя по фотографиям, которые я видел, ты выглядишь так же, как она, и это хорошо. Если ты была бы похожа на Ралли, то это был бы грёбаный отстой, — усмехается он.
Я смеюсь.
— Я сожалею, что ты потеряла её.
И моё настроение падает, прямо вместе с ложкой в миску передо мной.
— Да, я тоже.
— Расскажи мне о ней.
Волна неопределённости движется через меня. Он знает о моей матери. Каждый знает. Она была бульварным кормом для прессы на протяжении большей части своей короткой жизни. Каждый вдох, который она делала, был задокументирован.
Просьба Тома согревает те уголки моей души, которые очень долго не знали тепла.