Укрощение

— Ну, это только мы такие отсталые, что верим во всякие глупости, — проворчал Йоста, который по этому вопросу придерживался такого же мнения, что и Мелльберг. — Следующим шагом мы обратимся к гадалке.

Патрик пропустил его комментарий мимо ушей:

— Возможно, он не будет составлять профиль, но хотя бы проконсультирует нас. Может быть, нам воспользоваться случаем и побеседовать с матерью Минны, раз уж мы направляемся в Гётеборг? Если за рулем сидел преступник, может оказаться, что у Минны были с ним или с ней личные взаимоотношения. Учитывая тот факт, что в машину она села добровольно.

— Гётеборгская полиция наверняка уже расспрашивала ее маму об этом, — возразил Мартин.

— Наверняка, но я все равно хотел бы поговорить с ней лично и посмотреть, нельзя ли узнать у нее что-то еще о…

Патрика прервал резкий звонок мобильного телефона. Он достал телефон, посмотрел на дисплей, а затем перевел взгляд на остальных:

— Это Педерсен.

* * *

Эйнар с сопением поднялся в кровати в сидячее положение. Инвалидное кресло стояло рядом, но он ограничился тем, что взбил подушку под спиной и остался сидеть на месте. Все равно ему некуда идти. Комната, в которой он находился, стала теперь его миром, и ему этого вполне хватало — ведь он мог жить в своих воспоминаниях.

Он услышал, как его жена возится на первом этаже, и его охватило такое отвращение, что он даже ощутил металлический привкус во рту. Как же мерзко зависеть от такого ничтожного существа, как она! Ужасно, что расстановка сил теперь изменилась, так что она стала сильнее его, что теперь она правит его жизнью. А не наоборот.

Хельга всегда была особенной. Она была полна любви к жизни, и глаза ее источали такой свет, что Эйнару доставило особое удовлетворение постепенно загасить его. Долгое время ее глаза были совсем потухшими, но когда организм предал его, когда он оказался заключен в тюрьму, представлявшую собой его собственное тело, что-то изменилось. Фру Перссон по-прежнему оставалась сломанной женщиной, но в последнее время муж иногда замечал в ее глазах искорку протеста. Не то чтобы очень заметную, но этого было достаточно, чтобы раздражать его.

Он покосился на свадебную фотографию, которую Хельга прикрепила на стену над комодом. На черно-белом портрете она сияла, обернувшись к нему и пребывая в счастливом неведении о том, какая жизнь с человеком, стоящим рядом во фраке, ее ожидает. В те времена он был красавец-мужчина. Высокий широкоплечий блондин с синими глазами и уверенным взглядом. Хельга тоже была светловолосой. Сейчас она поседела, но тогда у нее были длинные золотистые волосы, уложенные на голове в высокую прическу, увенчанную короной из веток мирта[13] с фатой. Да, она была хороша собой, это Перссон сразу заметил, но во многих отношениях она стала еще прекраснее потом, когда он сформировал ее по своему усмотрению. Потрескавшаяся ваза всегда выглядит более стильно, чем целая, а трещины образовались без особых усилий с его стороны.

Эйнар потянулся за пультом. Большой живот мешал ему, и мужчину вдруг охватило чувство ненависти к собственному телу. Оно превратилось в нечто чужеродное, ничем не похожее на то, каким он был раньше. Но стоило Перссону закрыть глаза, как он снова возвращался в пору молодости. Все ощущалось так же отчетливо, как тогда: нежная женская кожа, прикосновения длинных шелковистых волос, дыхание возле его уха, звуки, которые согревали и возбуждали… Воспоминания уносили его далеко из унылой спальни, где обои поблекли, а занавески не менялись десятилетиями. Где были только четыре стены, окружавшие его никчемное тело.

Юнас иногда помогал ему выйти на прогулку — переносил в кресло на колесиках и осторожно спускал по пандусу на лестнице. Он силен, Юнас — такой же сильный, как и сам Эйнар когда-то. Но краткие прогулки не приносили радости. За пределами дома воспоминания блекли и размывались, словно солнце, светящее в лицо, заставляло его все забыть. Так что больной предпочитал оставаться в комнате. Здесь легче было хранить воспоминания.

* * *

Освещение в кабинете было скудным даже в эти утренние часы, и Эрика сидела, глядя прямо перед собой, не в силах взяться за работу. Вчерашний день все не отпускал ее: тьма в подвале, комната с засовом… Кроме того, женщину не покидали мысли о том, что Патрик рассказал про Викторию. Все это время она внимательно следила за настойчивой работой мужа и его коллег, пытавшихся разыскать пропавшую девочку, и теперь испытывала смешанные чувства. Сердце болело при мысли о том, какая это потеря для семьи и друзей девочки, но что, если бы она вообще не нашлась? Как родителям жить дальше?