Укрощение огня

Амани замер на мгновение, уставившись невидящим взглядом в пространство перед собой: он понимал, что с ним сейчас творится то, чего не так давно, он клялся себе избегать любой ценой, но было поздно. Он знал свою главную беду: пожалуй, единственное, чему он так и не научился, — это довольствоваться малым и ограничиваться полумерами.

Разве его история с наместником Фоадом не лучшее подтверждение тому?

«Такими темпами — ты в самом деле быстро сравняешься с Тариком», — ядовито уведомил себя юноша. — «Ах, нет! Конечно, превзойдешь его, раз уж привык быть превосходным во всем, в чем только можно и нельзя!»

Бессилие перед сокрушительным и неизбежным поражением, привычно обратилось в ярость. Амани раздражало даже солнце в небосводе, он загонял себя на тренировках, доведя мальчишку до слез, а составившего ему компанию Сахара до изнеможения. Вместо обеда он метался по комнатам, как зверь в ловушке, пока Баст не принялась рычать, а услышав голос Амира, который, очевидно, хотел зайти к нему и все же поговорить об утренней обмолвке, — тихонько выскользнул из своих покоев, не будучи уверенным, спасается ли бегством от него или все-таки от себя.

Бешеная скачка на Иблисе окончилась у источника, который они с князем проезжали вчера, ведь он действительно окрестностей не знал. Амани пробыл в столь желанном одиночестве до заката, а мерное журчание потока немного остудило пылающую голову. Увы, хватило выдержки его ненадолго! Едва услышав, что князь уже многожды спрашивал о нем и желал увидеть сразу, как юноша вернется, Аман пришел в еще большее неистовство, хотя казалось что такое невозможно.

— Значит ли это, что теперь я не волен даже прогуляться без разрешения хозяина? — обрушился он в ответ на хмурый вопрос Амира, где он был.

— О чем ты?! — мужчина искренне не понимал причину столь резкой и внезапной перемены.

— О том, что с ошейником или без, я все равно принадлежу тебе, а его отсутствие немногое меняет! — бросил юноша, горечь прорвалась в голосе, а черных очах полыхнуло отчаяние. — Мое предназначение по вызову являться к господину, да еще так, чтобы вся крепость знала… Моя покорность стоит даже больше, чем удобство: потом игрушку можно и на руках носить, но дверь между комнатами остается запертой!

Он продолжал говорить что-то еще, щедро осыпая мужчину всеми своими страхами, и не обращая внимания на его попытки остановить беспорядочный поток обвинений, пока Амир не оказался прямо перед ним, вынуждая посмотреть себе в глаза:

— Нари! — в который раз повторил князь, наконец заставляя юношу умолкнуть, и произнес слова, которые разом выбили опору из-под его негодования. — Эта дверь закрыта с твоей стороны!

Повисшее молчание прервал лишь растерянный выдох юноши. Амани беспомощно взглянул на мужчину, затем тихонько высвободился из удерживавших его рук и медленно, как будто через силу, вышел.

Амир тяжело вздохнул, устало поведя плечами, но прежде чем он собрался с мыслями и пришел к какому-нибудь решению, раздался неясный звук. Пресловутые двери между их комнатами, которые Аман помянул в запале как пример своего положения, тихо раскрывались. Стоявший меж ними юноша поднял голову, взглянув на мужчину с непривычной, несвойственной робостью и неуверенно улыбнулся… А в следующий миг он оказался в объятиях князя, уткнувшись лицом ему в шею, и сильные руки успокаивающе гладили его вздрагивающую спину.

— Хаяти, неужели ты все еще думаешь, что я способен поступить с тобой так?! — шепнул Амир в темные кудри.

Амани молча качнул головой, прижимаясь к мужчине еще теснее. Силы оставили его, не хватало даже сказать «прости», но его поняли без слов. И без лишних слов истаяли последние тени недоверия.

«Твой…»

44

«Мой!

Нежный мой, гордый мальчик, бесценный… моя сияющая звезда… ярое пламя… Создатель, благодарю Тебя за драгоценнийший из даров, который только может дать судьба!»

Устремленные в ночь, черные очи мягко мерцали в плотном кружеве ресниц, затягивая в свою глубину, и яснее слов говорили, что своенравный упрямец наконец поверил, полностью открылся, отпустил из тисков на волю свою беспокойную душу.

«Аллах, пусть же никогда не угаснут звезды в его глазах и огонь в сердце! Ибо любовь — воистину единственная возможность для смертных Твоих созданий узреть и постигнуть вечность… Пусть каждый шаг возлюбленного остается легким, а вздох прерывается лишь от страсти. Пусть неизбежные для любого, минуты печали его — будут короткими, а грусть светлой, кровь не остынет от разочарований, не загустеет в жилах, и никакие бури не занесут песками горестей прямую дорогу рожденного блистать! Амани…»