Укрощение строптивых

Присутствовавший при этом Кузовлев воспринял его слова как приказ, который не нуждался в письменном подкреплении. Вскоре строптивый депутат точно сквозь землю провалился. Пресса недовольно погудела по поводу его исчезновения, но, поскольку даже мельчайших следов, похожих на криминал, обнаружено не было, скоро успокоилась. Полковник Кузовлев работал очень чисто.

А потом был предприниматель, не желающий уступать шефу в одном принципиальном вопросе… Этот глупый человек упорно ставил ему палки в колеса, хвастливо приговаривая, что при его-то охране нечего бояться всесильных комитетчиков. И вскоре после этих слов неожиданно скончался от сердечного приступа в бане.

— Перегревание, — констатировали врачи. — Сердце не выдержало.

Следователи, которым безутешная вдова приплатила за старание, выяснили, что в тот роковой вечер супернадежная финская печка в сауне была включена на максимум, а поскольку спираль на ней стояла гораздо большей мощности, чем было предусмотрено конструкцией, то температура в бане в момент смерти предпринимателя была около двухсот градусов. Какой организм выдержит?

— Но почему, если было так жарко, он не вышел из сауны? — продолжала настаивать супруга, упорно видевшая в случившемся чей-то злой умысел.

— Наверно, уже не смог, — пожал плечами следователь.

И следователи, и вдова не подозревали, как они были близки к истине. Предприниматель действительно не смог выбраться из адского пекла, потому что дверь сауны оказалась надежно запертой снаружи, а охрана, предусмотрительно выключенная спиртным, беспробудно спала в предбаннике, не слыша предсмертных стонов хозяина.

Несчастный случай — таков был вердикт следствия. Дело закрыли за отсутствием состава преступления.

Для Кузовлева это означало, что его работа была чистой и качественной, как всегда. Именно такую работу принято называть настоящим профессионализмом.

И опять на большой политической кухне заварилась каша. Но только это была последняя каша, которую пришлось отведать шефу Кузовлева.

В результате политической интриги генерал оказался в отставке.

Спасая свою шкуру, он бежал за рубеж, откуда исходил злобным ядом, бессильно грозя своим противникам. Потеряв былое влияние, он быстро забыл о своем верном слуге, которого обещал вытащить из любой передряги. В глубине души генерал считал его расходным материалом, который хоть и жалко (теперь не часто встретишь такой качественный товар), но не настолько, чтобы рисковать для его спасения собственной шкурой. Вместе с генералом пошла «под нож» и вся его команда.

Все случилось так быстро, что Кузовлев не успел понять, что, собственно, произошло. Еще утром он звонил шефу и разговаривал с ним о текущих делах и все было нормально. Еще ничто не предвещало трагедии. Они говорили, как всегда, недомолвками, понимая друг друга с полуслова.

— Насчет того дела… Надо ускорить темп, — произнес генерал. Его просьба звучала как приказ.

— Будет сделано, — ответил Кузовлев и положил трубку.

Из ванной вышел его сын — свежий, красивый парень, благоухавший дорогим одеколоном. Капли влаги еще дрожали на его непокорных волосах. Виталику было уже двадцать четыре, он был молод и упоен своей молодостью. Перед ним открывались блестящие перспективы. Он учился в экономическом институте, у него была девушка, море друзей и вообще все у него было замечательно.

— Па, подбросишь до института? — спросил он, смахивая полотенцем капли воды.

— Опять проспал? — с ворчливой любовью произнес отец. Он любил сына так, как может любить ребенка только настоящий служака. В иерархии ценностей сын стоял для него на первом месте. После службы.

— Ага! — отмахнулся Виталик и одним движением гибкого молодого тела, которое так нравилось девушкам, запрыгнул в джинсы. — Ну, ты пока кофе допивай, а я машину разогрею, лады?

Отец молча бросил ему ключи от «девятки».

— Ладно, — снисходительно произнес он, любуясь сыном. — Она мне сегодня все равно не нужна. Езжай, а то опоздаешь.

Он уже заканчивал завтрак, когда сильный грохот, от которого задребезжали стекла и заложило барабанные перепонки, заставил его броситься к окну. На месте «девятки» полыхала черным огнем развороченная яма, в воздухе парили хлопья сажи…

Кузовлев сам вызвал «скорую», сам предупредил взрывников. Потом спустился вниз, аккуратно прикрыв дверь, и даже принялся ограждать место взрыва, не дожидаясь приезда милиции. Он делал все, что должен был делать настоящий профессионал, чтобы сохранить для следствия драгоценные следы.

А потом, не давая себя увести, он лишь молча смотрел, как возле развороченной машины суетились приехавшие службы, не слышал сорванных криков жены, упорным немигающим взглядом глядя на водительское место, где находилось то, что осталось от его любимого сына…