Укрощение тигра в Париже

Мерзкая частушка и взвизг Наташки в конце ее ножом полоснули по нежной в этот момент, как кремовый торт, душе писателя. Отелло быстро вошел в обеденный зал. Наташка сидела рядом с Генрихом. У камина и вокруг стола расположилось с полдюжины различных персонажей, приехавших к Генриху в Нормандию на уик-энд. Увидев Отелло-писателя, очевидно, у него на физиономии было написано, что он сейчас совершит что-либо ужасное, все замолкли.

Он обошел насильственно улыбающегося Генриха и, подойдя к привставшей со стула Наташке, хлестнул ее по щеке! И еще раз, по той же щеке.

— Ты заткнешь свою глотку наконец, мерзкая девка! — закричал он и, повернувшись, ушел из зала, не оглядываясь.

— За что, идиот?! — закричала она и нервно рассмеялась.

Он поднялся наверх и побросал в сумку свои тряпки. Надев морской бушлат, подаренный ему Наташкой, он повесил сумку на плечо и ушел.

Он не желал, чтобы его остановили, поэтому спустился по лестнице осторожно и осторожно же открыл дверь в ночь. Не пошел к воротам, но, перейдя темный двор, перелез забор в том месте, где они похоронили когда-то афганского рефюджи, и отправился в сторону деревни. Прошел по кривому мосту, под которым, холодно урча, бежала неглубокая вода, и зашагал один по узкой запущенной дороге. Деревня спала уже в этот осенний ранний час. А если кто и не спал, ставни все равно были закрыты, и только, невидимые, облаяли его попеременно несколько собак. И заткнулись, как только он сошел с их территории, — разумные деревенские стражи порядка выключились. Пройдя деревню насквозь, он поднялся на шоссе и пошел вдоль самой обочины. Время от времени по нему промазывал фарами проскакивающий шальной автомобиль.

Он решил уйти от них. Какое-то количество раз он уже пытался уйти от них, но возвращался. Осенью 1973 года, жестоко обидевшись на молодую жену Елену, ушел, разорвав свой паспорт в клочки, с московской окраины в лес… А тридцать лет назад бежал с харьковской окраины в Бразилию… Не в Бразилию, но от них… От обидчиков — родителей, жен…

В ночной природе было тихо и спокойно. Крепко пахло осенними полуразложившимися растениями. Он шел приблизительно в верном направлении — к Дьеппу. Что он будет делать в Дьеппе? Может быть, сядет в парижский поезд. Впрочем, ему было отлично известно, что парижского поезда не будет до самого утра. А может быть, он переправится в Англию? Он решил круто изменить свою жизнь, и решение кажется ему твердым.

«Какие красивые звезды надо мной! — подумал он. — Уже с полстолетия пошлым считается любоваться красотами природы, но звезды действительно отменные — как бы с ресницами, лучеватые, спелые, крупные звезды. Почему-то в парижском небе они булавочные точки, не более… Как ребенок, бежишь ты от них под звездами, от обидчиков, от людей, оставшихся там, вокруг стола и у камина нормандской фермы. И Наташка там, всегда объединяющаяся с твоими врагами. Что же, в мире, значит, невозможна верность? Не старомодная верность супругов, но верность твоей душе, Эдвард? В Англии куплю себе паспорт и под новым именем начну новую жизнь. Я ведь хорошо говорю по-английски. Женюсь обязательно, но теперь уже на женщине из слаборазвитой страны — на китаянке, малайке или латиноамериканке. Сделаю много детей. Десяток детей сделаю…»

Дорога впереди вдруг нырнула круто вниз и полностью скрылась под лесом, нависшим над ней с обеих сторон. Беглецу сделалось страшно. Природы он не боялся, но, может, там, в темноте, подстерегают его злые люди? Он тотчас же вышутил свой страх. «Какие злые люди, Эдвард? Ты сам злой и, может быть, злее всех. Разве не пересекал ты нью-йоркский Централ-парк ночами, представляя, что ты и есть самый злой зверь в ночи? С решимостью убить разве не пересекал ты прославленный парк? Разве не ты начал писать книгу под названием „Райт ту килл“, где отстаивал право человека на убийство? „Пейзане“, как их называет Генрих, по ночам традиционно сидят дома. Что делать в природе ночью пейзанам?..»

Он долго шел то в лесу, то под чистым светлым небом и наконец почувствовал, что устал. Далеко впереди сочились светом непонятного назначения башни. Возможно, это были корпуса завода или доки. Он уже пришел в Дьепп? Может, это были видны башни дьепповского порта? Он прошел еще некоторое расстояние, но удивительное дело, башни не приблизились. Он сошел с дороги и пошел среди непонятных ему растений, может быть, по гигантской бахче с арбузами или тыквами. Углубившись в бахчу на полсотни метров, опустился на колени и лег, положив под голову сумку. При ближайшем рассмотрении оказалось, что он лег в плантацию осенних цветов, промышленных, неизвестных ему, иностранцу, цветов, из которых выжимают полезные масла…