Укрощение тигра в Париже

— Да! — Некоторое время она молчала, очевидно, слушая монолог Урузбаева. Выслушав, закричала: — А зачем вы приглашаете меня на три часа раньше? Слушать ваши дурацкие истории о вашем детстве и о войне? Мне они неинтересны! Я хочу петь, а не выслушивать нудные истории!

В прихожей я схватился за голову: «Все. Старик никогда не простит ей пренебрежения к своему детству…»

— В пизду! — вскрикнула она и хрустнула трубкой, обрушив ее на телефонный аппарат. Вошла в прихожую. Проходя мимо меня, опять прокричала «В пизду!» и скрылась в нашей крошечной ванной.

— Эй! — заговорил я ей вслед зло. — Почему ты обижаешь людей, желающих тебе добра? Ничто в этом мире не делается без примешивания человеческих чувств, да будет тебе известно… Он пожилой человек… Ему хочется поговорить с тобой, ты тоже русская… Может, он в тебя даже влюблен немножко, что же тут такого! Все мы люди, не машины же… Я тебе тысячу раз говорил, Наташа, научись ладить с людьми! Научись, как с ними обходиться. В Соединенных Штатах даже платные семинары на эту тему в университетах существуют. В дюжину уроков возможно научиться «Хау ту дил виз пипл»… Ты же — как дикарь, только что вышедший из лесу, — кричишь, ругаешься, руками размахиваешь.

Разъяренная, она выскочила из ванной:

— Да! Я дикая, я простая, я плебейка. Только что вышла из лесу!

Помимо моей воли я полюбовался на нее. Голая, с алыми советскими волосами торчком, с обожженной сиськой, злая-презлая, монгольские, отдаленно друг от друга помещенные глаза потемнели от злости. Об этих глазах я как-то сказал, что они цвета монгольской реки Карулен, через которую только что переправилась вброд тысяча монгольских всадников. Она как бы двигалась отдельными поляроидными моментами. Раз — взмах руки с сигаретой в сторону. Два — полупрофиль, крупная сиська, и детское худое плечо, и кусок мощной женской шеи. Три — отросшие уже до лопаток красные волосы, спина от широких плеч до талии, попка высоко над землей… Ноги модели — кинодива, мечта мужчин прошла от меня в спальню. И с ветром рванула дверь. Хряп — только штукатурка посыпалась.

— Ты что, блядь, делаешь! — закричал я. — Прекрати свои…

Махнув рукой, я ушел в ливинг-рум, осторожно прикрыв за собой дверь. Нельзя поддаваться на провокации дикарки. Дикарка! И все ее реакции на жизнь — дикарские.

Кабаре «Санкт-Петербург»

— Гражданин Лимонов? Приготовьте только самое необходимое. Пасту, зубную щетку, мыло, полотенце, теплые носки. Сейчас мы приедем вас забирать.

— Хэй, кто это?

— Ты что ж, блядь, друзей не узнаешь, — хохочут в телефонной трубке. — Ефименков.

— Ты где, Женя?

— Где? Здесь, в Париже. Я тебе звоню из «Санкт-Петербурга». Твоя девушка дала мне телефон. Бери такси и приезжай.

— Да? «Санкт-Петербург» немыслимо дорогой, ты знаешь, Женя?

— Это не твоя забота. Я тебя приглашаю! Скажешь, что ты мой гость.

— Хорошо, приеду. Но, может быть, ты спросишь Наташу, не против ли она? Дело в том, что у нас с ней договоренность. Я обещал ей не появляться в кабаре, дабы ее не смущать…

— Я уже спросил ее, все в порядке. Немедленно хватай такси и приезжай…

Советский писатель Ефименков положил трубку. Несоветский писатель Лимонов стал натягивать брюки. Даже если бы он не давал слова Наташке, он все равно не мог бы появляться в «Санкт-Петербурге» чаще, чем раз в столетие. Как может борющийся с нуждой писатель, годовой доход которого никогда еще не превысил цифры 60 000 франков, пойти в кабаре, где бутылка самого дешевого шампанского стоит 900 франков (далее кривая цен красиво вспархивает в заоблачные высоты двух тысяч и даже более за бутылку!)? То обстоятельство, что его девушка поет в этом кабаре, не меняет дела. Наташка рассказывала, что иной раз артисты понаглее пытаются добиться от администрации скидки для своих личных гостей, но всегда безуспешно. Администрация охотно платит артистам проценты с каждой бутылки, заказанной спровоцированными ими клиентами, но ни обычая «бесплатного» дринка для певцов и музыкантов, ни скидки для друзей артистов не существует. Лимонов этому скорее рад. Бесплатными дринками Наташка надиралась бы еще больше.

Черные брюки и сапоги, желто-бело-черная рубашка в разводах, черная куртка с попугаем во всю спину и названиями стран НАТО — в лучший свой комплект оделся писатель Лимонов, отправляясь на встречу с посланцем Страны Советов писателем Ефименковым. Плюс ему хотелось показаться бравым молодцом, Наташкиным поддельным и настоящим цыганом и русским. Вот какой, мол, у нее мужик. Не какая-нибудь старая жопа, но выглядящий молоденьким парень сорока лет.