Укрощенный тигр

Сам он еле сдерживал крик, до того нестерпимы были удары о борт танка. От резкой качки его худенькое тело мотало и било о перегородку моторного отсека, так что мальчишка вцепился зубами в ватник, лишь бы не отвлекать танкистов. Бабенко понимал, как тяжело переносит качку его раненый пассажир, и выжимал рычаги и педаль сцепления насколько мог плавно, хотя танк то и дело нырял с маленькие овражки и ямы, переваливаясь на разные борта из-за торчащих обломков стволов.

Руки у водителя дрожали от напряжения, по лбу лился пот. Он замедлил движение, прислушиваясь к звукам снаружи. Командир приказал:

– Обратно 500 метров, по колее нашей и снова на ту же точку огневую.

Опять и опять танк под управлением Соколова выскакивал из зарослей, стреляя по броневикам. Он нажимал на кнопку электрического спуска, и каждый снаряд попадал в цель, хоть и приходилось командиру наводить орудие на ходу, времени на остановку нет. Выстрелил и тут же ушел за крепкие стволы. Броня из деревьев истончалась, превращаясь в щепы, вдоль земляного хребта вытянулась цепочка из подбитой техники: дымящийся обугленный ханомаг с перевернутым пулеметом и его стрелком на вывернутой турели, обрывки брезента сверху пробитого борта грузовика с потеками крови солдат, куча из немецких автоматчиков, в которых Соколову удалось попасть с новой позиции – небольшой опушки. На метровую возвышенность танк неожиданно выпрыгнул прямо перед взводом пехотинцев, когда офицер криками направлял их в лесную гущу. Тяжелой технике никак не удалось пробиться через деревья, что как густой частокол прикрывали отходы русских после внезапных атак. И командир немецкого взвода принял решение отправить стрелков со связками гранат на подрыв танка. С таким рискованным противником сталкивался он впервые, привыкнув служить в тыловом подразделении, что сопровождало опасные и важные грузы. Поэтому никак не мог понять, как русские, да еще и на немецком танке, разгромили аэродром. И теперь словно играют с ним, несмотря на огромный перевес в силах. Бронетранспортеры, пехотинцы, пушки, никто не мог нанести увертливому «тигру» хоть какой-то значимый урон.

– Кто взорвет русских, тому я лично вручу крест первого класса и бутылку шнапса! – призывал он своих рядовых к подвигу. Но они успели только вооружиться связками «колотушек» – тяжелых снарядов с деревянными ручками, – как внезапно из ниоткуда вынырнуло огромное дуло, выплюнуло в их сторону оранжево-черный шар. Он с грохотом ворвался в середину строя, обжигающими осколками разрезая на части тела.

Немцы беспомощно метались, катаясь вдоль земляного вала в лихорадке. Но никак не получалось угадать, из какого квадрата появится пестрый «тигр». Но противники не уходили, оттаскивали раненых, тягачом убрали с выкатанной колеи подбитый грузовик и бронетехнику. Терпеливо ожидали, когда у русских закончатся снаряды и можно подойти к танку, не боясь погибнуть от нового выстрела. Уходить им некуда, территория вокруг во власти армии вермахта. По радиосвязи уже все линии обороны, все посты охраны на дорогах были оповещены о белом «тигре», захваченном русскими бойцами. Танк и его экипаж в ловушке, осталось лишь дождаться, когда у них иссякнет боеприпас.

Через три часа атак, сменяющихся стремительным отступлением за ряды из деревьев, Соколов крутанул перископ и увидел, как от Мелового движется черная лента из техники. Немцы вызвали подкрепление. Он оглянулся назад. Измученный многочасовым сражением Бабенко еле держался на ногах, мальчишки, свернувшись в калачики, замерли на днище машины среди пустых гильз от выстрелов. Заряды в «тигре» кончаются, он расстрелял почти все остатки боезапаса. Осталось два кумулятивных снаряда.

– Остановка, Бабенко, – отдал команду командир, наклонился поближе к водителю, почти на ухо сквозь шум двигателя предложил: – Сил не осталось больше для наступления. Надеюсь, наши смогли уйти подальше. Надо отступать, Семен Михайлович. Со стороны Мелового на марше идет еще техника, ничем, кроме личного оружия и автоматов, мы ее встретить не сможем. Предлагаю пустить «тигр» в болото и заманить туда противников.

– Как пустить? Утопить машину? – водитель даже в руль вцепился посильнее. Для него мысль о том, чтобы добровольно угробить машину, казалась кощунственной.

– Это приказ, – отрезал Алексей, который понял, что больше ничего не остается. – Сейчас вы с мальчиками покидаете танк. Встречаемся на закате у березы в окружении пней. Если не приду, то направляйтесь к соседней деревне. Там найдется убежище, а потом выходите на связь с партизанами.

– Алексей, я так не могу. Я не могу вас бросить одного и… Что вы задумали? Я готов тоже, я ведь совсем один. Лучше я погибну, у меня нет семьи. А вы молодой! Я утоплю танк! – Семен Михайлович от страшного приказа позабыл про звания и субординацию.

Командир положил ладонь ему на плечо, узкую, мальчишескую совсем.

– Это приказ, Семен Михайлович. О парнишках позаботьтесь. И нашим… скажите… что вы для меня родные, – слова от волнения застревали в горле, перехватывали дыхание. Он кивнул на люк: – Все, выходите. Пора.