Я взяла Фелицию за руку, желая как-то поддержать и не зная, как это сделать.
— С ним все хорошо, — улыбнулась я. — Его быстро подняли на ноги в лечебнице Генерального Штаба, ему досталось меньше, чем тебе. Хотя тоже потрепало знатно, конечно… Он уже полностью восстановился и ждет не дождется, когда ты к нему вернешься.
Фелиция светло улыбнулась. Она вообще редко улыбалась, но ее супруг Рэ́йес — сумрачный странник, работающий в инквизиции Генерального Штаба, — был одним из тех редких людей, кто всегда вызывал у нее такую вот светлую открытую улыбку. Рэйес не был фортемином и не мог пройти в измерение Армариллиса, так как его не пропустили бы наши телепортационные врата. Поэтому он смиренно ждал встречи с Фелицией и поддерживал с нами связь через других наших коллег, кто по рабочим делам мотался постоянно в Штаб инквизиции.
— А откуда вообще шел этот энергетический взрыв? — задумчиво спросила я. — Что-то ведь его спровоцировало?
— Я не знаю, тут может быть много вариантов. От очередной открытой пентаграммы до еще хрен знает чего…
— Пентаграмм никаких не находили в эти дни.
— Значит, тут имеет место быть некое хрен знает что, — вздохнула Фелиция. — Я не знаю, Лора. Некогда мне было анализировать это. Знаешь, когда перед тобой рвется ткань бытия, и оттуда просачивается дух Эффу с авангардом в виде смертоносной нечисти, то как-то очень трудно анализировать обстановку…
— Да уж, — вздохнула я. — И что же нам всем теперь делать?
— Не знаю, Лора… Не знаю. В таком положении Форланд еще не находился тысячи лет, да и все соседние миры тоже. Пока Эффу залег где-то на дно, вероятно, в ожидании срыва Печати Мироздания, которая позволит ему вернуть свое первородное тело… А что будет дальше? Ну, будем поглядеть, как говорится.
Вечером я с замиранием сердца наблюдала за Калипсо, который проводил теневой ритуал по извлечению из себя лишней темной энергии. Для начала — проводил на себе. Как он объяснил: ему нужно было проверить на себе, насколько это рабочая формула, какие подводные камни могут вылезти в процессе, чтобы потом подшлифовать формулу для меня. Ну и заодно чтобы я сейчас понаблюдала за процессом со стороны и убедилась в том, что это не представляет какой-то серьезной опасности. Моя вера в успех тоже была важна для правильного проведения ритуала, как объяснял Калипсо.
Мы устроились в нашей гостиной, где при свете многочисленных свечей сидели на ковре около горящего камина друг напротив друга. Свечей — потому что мы с Калипсо оба любили «живое» освещение. И желательно — тусклое. У нас обоих и любимым временем суток были сумерки и вообще — всё эдакое «пограничное».
Я наблюдала за действиями Калипсо, который негромко проговаривал длинные заклинания (черт, как их выучить вообще?!) и чертил поочередно на своих запястьях определенные руны, прямо по коже острым лезвием ритуального ножа. Калипсо объяснял, что каждую такую индивидуально подобранную руну надо активировать цепочкой заклинаний и определенными эмоциями — страхом, гневом, печалью, радостью. При активации каждой руны она загоралась ярким красным цветом, а сам Калипсо недовольно морщился от неприятных ощущений.
— Единственный большой минус — при активации каждой руны в теле возникает резкая энергетическая вспышка, и это… довольно больно, — вздохнул Калипсо, активировав на себе третью руну. — Причем боль идет по-нарастающей… Подозреваю, что от боли активированной четвертой руны можно даже потерять сознание, поэтому лучше, чтобы кто-то обязательно контролировал этот ритуал со стороны. В одиночку его проводить не стоит.
Каждая руна была связана с активацией той или иной базовой эмоции человека. Последней была очень витиеватая руна, которую необходимо было активировать дополнительно радостными эмоциями. И с этой руной Калипсо провозился добрые полчаса в попытке активировать ее самостоятельно. Но та лишь едва светилась и никак не могла разгореться ярче — оказалось, что ему для активации завершающей руны пробудить в себе нужные эмоции оказалось очень сложно. Если с печалью, гневом и страхом Калипсо справился с легкостью, то пробудить в себе искренние радостные эмоции оказалось задачей со звёздочкой.
— Печаль и радость вообще сложнее всего искренне пробудить в себе, — вздохнул Калипсо. — Это те тонкие эмоции, которые не поддаются искусственной раскачке, если говорить именно об искренних эмоциях. Легко чего-то бояться и ненавидеть — а вот попробуй максимально искренне чему-то обрадоваться… Если с печалью можно просто погрузиться в меланхоличное настроение через музыку, например, как я сейчас делал, то с радостью у меня заминка… Музыка тут не помогает…
— Ну-у-у, давай перебирать твои счастливые воспоминания вместе, — улыбнулась я. — Мне кажется, ты просто вспоминаешь недостаточно яркие ощущения, надо выбрать другие. Вспоминай вслух, перебирай все, что ты можешь вспомнить. Начни с детства, там обычно самые яркие эмоции… Вот ты помнишь, какой подарок на День рождения в детстве произвел на тебя самое большое впечатление?