Укроти меня, или Грани возрождения (СИ)

— Не хочу я с ним разговаривать, — резко произнес Калипсо. — И выяснять нам нечего. И так все понятно.

— Вам нужно поговорить, Кэл, — твердо произнесла я. — Я же вижу, тебе это нужно, ты этого хочешь. И Наставник тоже хочет…

— Если бы хотел, то нашел бы за год время заглянуть ко мне на огонек, — холодно произнес Калипсо. — Но он не идет через Теневую пелену, потому что не уверен, что не хочет причинить мне вред, Лори. Он боится рассеяться в воздухе, едва коснувшись излома реальности. А значит, разговаривать нам не о чем.

— Иногда следует усмирить гордыню и просто самому сделать шаг навстречу, — негромко произнесла я. — Кажется, именно на это тебе намекали боги, хм?

— Ну и как мне это сделать, если внутри меня всё свербит от раздражения при одном только упоминании имени моего отца? — гневно сверкнул глазами Калипсо, и вспышкой магии от него в этот момент жахнуло так, что ощутимо задрожали стекла в окнах. — У меня, знаешь ли, нет встроенной кнопки «выключить обиду»!

— Обижаются только маленькие дети, Кэл, — хмыкнула я, с интересом наблюдая за лихорадочно вибрирующей аурой Калипсо. — У взрослых людей функция обиды в принципе отсутствует.

— Да знаю я, — раздраженно махнул рукой Калипсо. — Но…

Он запнулся, тяжело вздохнул и устало прикрыл глаза. Вытянул перед собой руку и коснулся окна, по которому тут же от ладони побежали морозные узоры странного фиолетового оттенка. Калипсо какое-то время молча наблюдал за тем, как узоры равномерно покрывают всё окно, а потом медленно исчезают. Я и сама засмотрелась на это действо, наблюдая за причудливыми завитками, переливающимися разными оттенками фиолетового. У меня создалось впечатление, что такой короткой вспышкой магии Калипсо выплеснул свой гнев, потому что он вновь заговорил уже другим тоном:

— Я вроде давно уже не маленький мальчик, а по степени развития вообще обошел уже многих взрослых магов. Но когда дело касается моего отца, я продолжаю ощущать себя тем самым маленьким мальчиком, который «обиделся», — криво улыбнулся Калипсо. — Глупо, да? Знаю. Это не соответствует мне. Не соответствует моему статусу, моему уровню развития… да всему, боже. Именно поэтому, по мнению этого чертового перстня, я пока не являюсь достойным получения Благословения — потому что не могу по-настоящему простить своего отца, не могу заглушить в себе гордыню. Я пытался… честно пытался. Но методы самовнушения тут бесполезны. Мне было слишком больно тогда, год назад… Травма отверженного, она засела во мне очень глубоко. Пока не знаю, как проработать эту свою психологическую травму… Знаешь, я всю жизнь старался быть лучше, стремился быть первым во всем. Я изучал разные сферы магии, я постоянно превосходил своих ровесников. Я был лучшем в потоке, я вызывал у всех уважение. Я делал это в первую очередь ради самого себя и… ну да — ради отца, ради родителей. Мне очень хотелось, чтобы родители мною гордились. Мне хотелось, чтобы они видели во мне достойного продолжателя их рода. И у меня отлично получалось, будем честны. Я всегда ощущал на себе давление от посторонних, которые смотрели на меня как на сына Наставника академии Армариллис и ждали от меня… чего-то эдакого. Но я никогда не давал повода для того, чтобы насмехаться надо мной. А тут…

Он снова запнулся, подбирая нужные слова.

— Ощущение, что облажался по полной программе? — улыбнулась я.

— Точно, — усмехнулся Калипсо. — С этой треклятой Печатью Мироздания все пошло насмарку. Я стоял тогда на выжженном поле, смотрел на перепуганных волшебников, и видел в их глазах только враждебность и осуждение. И вот это вот выражение лица в стиле «ну-ну, мы так и знали, что когда-нибудь он облажается, мы так и знали, ха-ха!». Мне было очень больно в этот момент, Лори. Но если бы отец встал на мою сторону, я бы всех остальных волшебников воспринял иначе. Если бы я увидел в его глазах доверие и улыбку. А он…

Калипсо снова запнулся и тяжело вздохнул, медленно вдыхая и выдыхая в ритме дыхательной гимнастики. Аура его снова опасно завибрировала.

— Знаешь, Кэл… Я, конечно, не могу говорить за Наставника, и я не могу залезть ему в голову, но я совершенно точно уверена: он не считает, что ты «облажался», — твердо сказала я. — Когда ты уходил за Теневую пелену, ему было очень больно, Кэл. Он провожал тебя опустошенным взглядом и как будто не замечал никого вокруг.

— Тебе просто могло так казаться, — скривился Калипсо. — Ты хотела это видеть, и воображение подкинуло нужную картинку.

Я пожала плечами.

— Можешь думать что угодно, но я уверена в том, что видела. И я общалась с Наставником в течение года и каждый раз видела в его глазах печаль, которой раньше никогда у него не видела. Наставник всегда был открытый такой, веселый, жизнерадостный. Он больше не такой, Кэл. Он тоскует… А еще, я уверена, он испытывает колоссальное чувство вины за то, что допустил такое развитие событий… За то, что не был с тобой до конца откровенен. Ему тоже от этого всего больно. Ничуть не меньше, чем тебе.