Укротить хищника

И именно в такой последовательности он и любил нас. Отца, как брата. Меня, как сына, которого у него никогда не было и не будет, а брата, как племянника.

Мне он, словно, старался компенсировать то, что отец даже и не пытался скрыть — какой из двух его детей для него более любим и важен. И всё, что я хотел получить от отца — уважение, любовь, доверие и признание того, что я не хуже Ромки — всё это я в полной мере видел только лишь от Петровича.

— Даже семья иногда предаёт, — вырывается у меня.

— Он не думал, что так получится! — его лицо искажается в гримасе боли и вины.

Знакомая волна злости, гнева и ещё чёрт знает каких отрицательных чувств, накрывает меня.

— Не думал?! — взрываюсь я, сжимая руками подлокотники кресла так, что они начинают трещать. — Ты знал его лучше всех! Так объясни мне…о чём же он думал, когда променял своего собственного ребёнка на компанию?! Он за чашечкой кофе выбирал, какого сына посадить в тюрьму — старшего или младшего?! Хотя, нет! Думаю, этот вопрос он решил быстренько! Менее любимый сынок может и попариться на нарах, не так ли?! Мы же не можем, чтобы любимый сыночек так страдал за его прокол!

— Ты всегда был сильнее своего брата — в любых смыслах этого слова! И даже твой отец это признал! Именно поэтому он и попросил ТЕБЯ взять всю вину на себя!

Это был неожиданно. Ощущения, как будто меня ударили. Что заставило меня откинуться на спинку кресла и смотреть на Петровича в полном шоке.

Тот сел на стул, прижимая руку к тому месту, где находилось сердце, и начал поглаживать. Сморщился, словно от боли, не сводя с меня печальных глаз.

— Когда вас забрали, он сразу сказал, что Ромка не протянет там долго — слишком слаб по характеру. А мы не знали, сколько времени нам понадобиться, чтобы вытащить вас оттуда. Если кто и смог из вас двоих всё это пережить и не сломаться, то это только ты. Поэтому и попросил именно тебя взять всю вину на себя. А когда выяснилось, что не получится ни черта у нас так, как мы думали…

— Почему он ни разу не пришел ко мне тогда в тюрьму? Не объяснил и даже не попросил прощение? И не загоняй мне, что это было невозможно сделать! — голос у меня был хриплым, когда я смог, наконец, говорить.

— Можешь, конечно, не поверить в это, но чувство вины и страха.

— Ну-у, про вину я и поверю, возможно, — со злостью проговорил я. — А страх-то при чём здесь?

— Увидеть в твоих глазах ненависть, — тихо пояснил Петрович. — Его фраза, слово в слово, без каких-либо изменений с моей стороны: «Не смогу посмотреть в глаза своего сына и увидеть там ненависть. Я сдохну прямо там, у него на глазах. А умирать, не вымолив у своего сына прощения за свой поступок, я не готов».

Я закрыл глаза, пытаясь так же как и Петрович, не поднести руку к тому месту, где сейчас всё кололо и ныло.

Понимал, что он не врёт и не пытается, как и всегда, выгородить отца.

— Почему раньше этого не говорил? — не открывая глаз, прохрипел я.

— Я пытался, раз в полгода, уж точно. Вспомни — одно только упоминание имени твоего отца, приводило тебя в ярость. Ты же ничего не хотел слушать ни про него, ни про брата. Запрещал мне, вообще, упоминать их в наших разговорах.

Он замолчал. Тихо сидел и ждал моей реакции на свои слова.

А я пытался, блять, переварить всё то, что только что услышал!

Картина, созданная в моём мозгу за эти года, трещала по швам.

Я открыл глаза.

— Знаешь, к чему именно привело его «нехотенье» посмотреть в мои глаза и встретиться со мной? — вырвался непроизвольно у меня вопрос, который я никогда не хотел озвучивать. — Когда я выходил из тюрьмы, у меня был, сам знаешь, чёткий план отомстить ДВУМ людям. Превратить их жизнь в ад, в котором я варился, по их вине, на протяжении не одного года. Первый, и так понятно, что Грач. Попробуй догадаться, кто был вторым в списке!

Шок в глазах Петровича. Его рука замирает, а потом падает на колени так, словно он её не чувствует и не контролирует.

Знаю, что для него услышать такое, было полной неожиданностью.

— Как же… — чуть слышно говорит он и замолкает.

— А вот так! Мне нужно время, чтобы всё сказанное тобой, осмыслить. Давай лучше поговорим о другом. Конкретно — про твой разговор со Светой. Есть что мне сказать или нет?

Было видно, что он пытается взять себя в руки и переключиться мысленно на то, о чём я спросил.

— Ночью, когда мы были на кухне и ты орал на Мишу, я увидел её в коридоре. Не стал тебе говорить, решил сначала с ней поговорить. Беседой я в принципе доволен, за исключением одного вопроса, который хотел бы с тобой обсудить. Вот и весь секрет.

— Я куплю сегодня какие-нибудь снотворные, — вырвалось из меня. — И сам буду впихивать ей их в рот каждый вечер! Чтобы она крепко спала в ночное время суток, а не шарилась по дому!

— Наслышан о том, как вы с ней постоянно сталкиваетесь по ночам. По некоторым её ответам и тому, как она краснела и бледнела, рассказывая про ваше последнее столкновение

— я сделал определенные выводы, чем всё это закончилось. Это, конечно, не моё дело, но…