Укротить сердце

― Пиццу? ― Жена Форда внезапно приподнимается на диване. Ее сонные глаза распахиваются. В ее светлых волосах запуталась гипсофила. Я настояла, чтобы у всех, кто сегодня работает, были венки из цветов. ― Пожалуйста, давайте закажем пиццу.

Чарли усмехается.

― Накорми свою женщину, Форд.

― Пошел ты, ублюдок, ― рычит на него Форд, прежде чем наклониться, чтобы поцеловать жену.

Дэвис достает из холодильника упаковку «Миллер Хай Лайф». Эмми Лу следует за ним с двумя бутылками шампанского в руках, близнецы идут за ней по пятам.

Хлопают пробки. Разливаются напитки. Цветы убирают. Раздается смех. Откуда ни возьмись, возвращаются Форд и Джейс с пиццей. Фэллон бьет Уайетта гвоздикой по лицу, и сразу же начинается перепалка.

Со слезами на глазах я прижимаю руки к своему колотящемуся сердцу. На душе у меня так светло, так воздушно, что я могла бы воспарить в космос.

Это то, что я должна дарить своему сердцу.

Радость, солнечный свет и цветы. Я никогда не надеялась на такое счастье.

Но как я могла сомневаться, что с Чарли у меня будет бы что-то меньшее? Он превратил каждый день нашей совместной жизни в день подсолнуха. Благодаря ему сбываются мои самые смелые мечты.

Взяв меня за руку, мой муж уводит меня от толпы. Не говоря ни слова, я следую за ним, пока он ведет меня по коридору в наш офис. На его лице читается смесь гордости и удивления, когда он смотрит на меня. Я наклоняю голову.

― Что?

— Ты потрясающая. ― Он притягивает меня к себе, и я растворяюсь в нем. ― Это. Все это. Ты сделала это, малышка.

― Без тебя я бы не справилась. ― Я провожу рукой по его теплой широкой груди. ― Ничего из этого не стало бы реальностью, если бы не ты, Чарли.

Он сжимает мое запястье своими огрубевшими пальцами. На долгое мгновение воцаряется тишина.

― 120, ― недовольно бурчит он.

Я поджимаю губы.

― Ковбой.

Я люблю его за заботу обо мне, за то, что он беспокоится о моем сердце. Когда я просыпаюсь посреди ночи, уютно устроившись рядом с Чарли, его рука всегда лежит на моем сердце. Оберегает меня.

После участия в программе, после катетерной абляции, которая восстановила ритм моего сердца, мои приступы стали редкими. Обычно я теряю сознание всего два раза в год, в слишком стрессовых ситуациях. Все еще есть вероятность, что учащенное сердцебиение вернется, но я проживаю каждый день с благодарностью. Это не значит, что я ничего не боюсь, но я проживаю свою жизнь без страха с тем сердцем, которое у меня есть. Все, что я могу сделать, ― это следить за его биением.

Чарли хмурит брови.

― Сегодня было много всего, дорогая.

Встав на цыпочки, я целую его.

― Разве ты не знаешь? Скоро будет еще больше. У нас впереди еще много всего.

Суровое выражение на лице Чарли смягчается.

― Да, ― говорит он.

Мы беременны. Только не в традиционном смысле.

Жена брата Чарли предложила стать для нас суррогатной матерью. Подвергать мое тело и сердце родам ― это тот риск, на который мы с Чарли не готовы пойти. Это величайший акт бескорыстной любви, величайший подарок, который семья Чарли когда-либо могла нам сделать.

Ухмыляясь, Чарли усаживает меня на край стола. Он целует меня в губы, его колючая борода щекочет мне лицо.

― Мы чертовски заняты, но мы со всем справимся.

Сердце бьется в груди. Я хватаю Чарли за руку и крепко держусь, пока все это не укладывается в голове. Нервы, волнение и предвкушение. Будущее.

Прошлое.

Даже сейчас мои мысли все еще возвращаются туда.

― Ковбой?

― Да, подсолнух?

― Ты все еще думаешь об этом? ― шепчу я. ― О том дне, когда я умерла?

Он смотрит на меня, его красивое лицо омрачается болью.

― Каждый день, каждую секунду своей жизни я буду помнить этот момент. Я никогда не забуду его, Руби, ― говорит он, его голос полон эмоций. Подойдя ближе, он берет мое лицо в ладони. ― Почему ты спрашиваешь?

― Потому что было время, когда мне было все равно, что со мной случится. Я просто хотела жить. А теперь… у нас так много всего. ― Горячие слезы застилают мне глаза. ― Иногда я так боюсь потерять все это.

Он выдыхает, дрожь сотрясает его массивную фигуру.

― Не бойся. Мы нашли путь назад. И теперь ничто не отнимет его у нас. ― Зачесав прядь волос с моего лица, он целует меня, а затем говорит: ― Это нормально ― грустить в счастливые дни, подсолнух.

― Ты прав, ― говорю я с мягкой улыбкой. Его слова заставляют меня чувствовать себя так, будто я плыву по течению, но он всегда остается моим якорем. Мое сердце всегда бьется ровно.

В его суровом лице я вижу дом. Уют. Надежду. Бесконечные возможности. По одному удару сердца за раз.

― Тебе страшно? ― мягко спрашиваю я, проводя пальцем по его предплечью. ― За ребенка?

― Нет, ― хрипит он. ― Никогда. — Мышцы в его челюсти сжимаются. ― Когда родится наша дочь, она озарит мою жизнь точно так же, как ты. Счастьем, о котором я даже не подозревал. ― Он наклоняется и смотрит мне в глаза с такой неистовой любовью, что у меня перехватывает дыхание. ― Мой подсолнух.

На этот раз слезы льются безжалостно.

И я думаю о том, что расскажу нашей дочери о ее отце. О нашей любви.