Лежишь себе как король, еду получаешь бесплатно, бабы тебя регулярно «насилуют». Телевизора с интернетом нет, но это, считай, даже лучше. В последнее время, в моду вошел экстрим: уезжать куда-нибудь за город и, о боже, не пользоваться там интернетом. Можно считать, что я так отдыхаю. При таком раскладе сиди в тюряге хоть вечность.
Но покоя мне все же не дали. На следующий день в камеру вломилась охранница. Она была немного сутулая, рыжая и весьма не красивая. На такую наверно не встанет. Хотя, конечно же, встанет, просто принято так говорить… Ведь на фоне местных красоток она была не фонтан.
Правда, под кружечку нефильтрованного я б ее осчастливил. Но она сама гнала свое счастье. Вместо заигрываний (или хотя б комплиментов) назвала меня проститутом, и чуть ли не пинками повела на допрос.
Когда мы поднялись наверх, то рыжуха толкнула меня в кабинет, чуть не порвав одежду. Хотелось послать ее матом, но это могла быть специальная провокация. Потому я вел себя адекватно и старался использовать логику.
Допрос — это дело хорошее. Значит, мной уже занимаются. Валяться в камере не так уж и плохо, но лучше развязать этот узел. К тому ж, я могу сказать свое мнение. С вероятность пара процентов это может сработать.
— Талион Серж, заключённый из тридцать пятой, — шипящим голосом пробубнила охранница, когда мы пришли в кабинет.
— Свободна, — сказала барышня, сидящая за столом, и рыжуха свалила.
Кабинет был довольно приветливым, чистым и светлым. Здесь росли комнатные растения, стояли большие шкафы, был стол со стульями, на котором валялись бумаги.
За столом сидела женщина средних лет с голубыми глазами и желтоватыми волосами, собранными в пучок. Она не была слишком жирной, но худышкой ее тоже не назовешь. Типичная мамка друга… У моего одноклассника была примерно такая же. Она, правда, в том году умерла, а сам Шурик спился. Но это сейчас и не важно.
Главное, что барышня была сносной. Можно пытаться договориться. Правда, следачки не так уж просты… кто их знает. Главное, что передо мной был не монстр, у которого с клыков течет кровь; в остальном все фигня, извернемся.
«В этом мире даже монстры имеют клевые сиськи. Значит, не все пропало», — я почему-то вспомнил орчанку и улыбнулся.
— Рад меня видеть, красавчик? — спросила следачка, сверля меня едким взглядом.
— С восторгом предаюсь в руки амазоньей полиции, надеюсь на нее и уповаю, — ответил я.
— Хммм, ты веселый, — не понимая моей фразы, ответила мамка, — садись.
Я подошел к столу, отодвинул массивный стул и присел. Женщина посмотрела на меня, словно кот на сметану и медленно процедила:
— Рассказывай.
— Все что было?
— Ага, как на исповеди у небесной жрицы.
— Хех, ну что ж… — сказал я, чувствуя явный подвох.
Деваться было здесь некуда, молчание — тоже не выход. Я честно рассказал все, как есть, опуская подробности встречи с орчанкой и другие моменты. Женщина постоянно кивала, будто журналист, который брал интервью.
Она иногда дополняла и даже поддакивала. Я знал, что это может быть ложью, только все равно стало легче. Моя бдительность куда-то ушла, язык сам собой развязался, а голова стала ясной.
— Значит, к мужинистам ты отношения не имеешь? — спросила следачка, когда я закончил.
— Конечно же, нет!
— Думаешь, бумажку могли подложить? — участливо спросила она.
— Еще как! Не гарем, а проходной двор какой-то.
Я не стал говорить про Даймона, ведь доказательств все равно не было.
— То есть, ты не доволен условиями? — прищурилась дамочка.
— Доволен, все круто! Просто могли подложить, вот и все.
— Могли, это точно. Могли…
Я улыбнулся от таких слов. Неужели она за меня? Если так, можно добиться правосудия, и это не пустые слова.
Только дамочка не спешила бросаться в бой, как человек-паук с небоскреба. Она взяла сигарету, похожую на корявую самокрутку, закурила, чиркнув каким-то камнем, а затем обратилась ко мне:
— Ну что, будешь?
Я слегка офигел, ведь в этом мире мало кто вообще курит. К тому ж, это прием «доброго полицейского». Она будто фильмов пересмотрела! Если так, то должен быть и злой коп. Вдруг за дверью стоит баба с мачете, умеющая развязать язык всем и каждому.
— Нет… я не это, — помотал головой.
— Что же, как знаешь, — следачка повернулась к окну, открыла его и пустила струйку белого дыма.
Повисла неловкая тишина. В такие моменты, кажется, что надо что-то сказать. Но что именно… Немного поерзав на стуле, я, в конце концов, выдал:
— Надеюсь, вы во всем разберётесь. Нельзя так просто всех подставлять.
— Подставлять, не подставлять, кто же знает. Сейчас признание подписывать будешь, — докуривая, сказала она.
— Охренеть, в смысле что?! — почти что выкрикнул я, чуть не свалившись со стула.
— А того! — дамочка повернулась ко мне, неприятно дохнув табаком. — Мужинисты — хитрые черти. У охраны порядка нет сил вычислять каждого гада. Есть информация, что ты с ними в сговоре. Значит, отправим на каторгу.
Так и знал… По ходу, римское право тут не придумали. Хотя, оно мало что изменило бы. Я чуть не взорвался от гнева. Нахрена выслушивать меня битый час, если все равно хотела отправить на зону?