Укротитель кроликов

— Тут другое, — возразил Храповицкий. Когда он спорил, то слова выговаривал четче обычного, и крупные черты его лица обострялись и становились жестче. — Мы работаем с ним только в одной части, а именно — в торговле. И получаем прибыль лишь от этого. Не говоря уже о том, что этой прибыли не хватит нашим девчонкам на помаду. Пономарь же получает дополнительную выгоду, потому что партнерство с нами дает ему возможность входить в те кабинеты, где его никогда бы не приняли. И эту выгоду, получаемую за наш счет, он, возможно, пытается использовать для чего-то еще. Но без нашего участия.

— Все они торгаши одинаковы, — буркнул Вася, с присущим ему тактом наступая Виктору на любимую мозоль. Он, было, сунул руки в карманы брюк, но тут же вытащил их, видимо, спохватившись, что дворяне так не поступают. — Лишь бы чего-нибудь спереть.

На Васином месте я бы промолчал, даже если бы Виктора не было в кабинете. В бытность свою заместителем председателя облисполкома, Вася пер все, что плохо лежало — от строительных материалов до норковых шапок, за что его раза три собирались выгонять.

— Да зачем мы слушаем домыслы Андрея! — возмущенно повысил голос Виктор. — Давайте пошлем наших людей и все сами выясним.

— Мы не будем никого посылать, — спокойно отозвался Храповицкий. Он, похоже, принял решение. — Мы подождем, пока ситуация прояснится. В чужую войну я не полезу.

Он нажал кнопку селектора.

— Лена, приглашай народ в комнату совещаний.

Вася остался сидеть на месте, а Виктор с недовольным лицом направился к выходу. Я последовал за ним.

— Ты что, не останешься? — вскинул свои густые брови Храповицкий.

— У меня запланированы важные встречи. Я же надеялся, что к этому времени мы уже закончим.

— Ты пропустил уже два совещания!

— Ну, уволь меня, — предложил я уже в дверях.

— Когда-нибудь я это сделаю, — мрачно пообещал Храповицкий.

4

Храповицкий появился на свет в Заречье, одном из маленьких захолустных городков нашей обширной Уральской губернии, в семье врачей. Хирургов. Возможно, поэтому вид крови его не пугал.

Впрочем, в дни своей юности он еще никого не резал. Бренчал на гитаре вместе с другими подростками, пел гнусавым голосом по тогдашней моде лирические песни, пропускал уроки и тайком от родителей курил в чужих подъездах. По воскресеньям ходил в местный дворец культуры на танцы, которые неизменно заканчивались массовыми драками.

Поскольку высших учебных заведений в Заречье не существовало, Храповицкий после школы приехал в столицу области Уральск и поступил в плановый институт. Будучи еще студентом, он женился по страстной любви. На однокурснице, которая весьма кстати оказалась единственной дочерью секретаря обкома партии. Правда, не первого. Но и не третьего.

Не думаю, что расчет здесь играл главную роль. Возможно, он увлекся бы и дочерью заведующего отделом. Иное дело, что не с такой неистовой силой.

К тестю, который одарил молодоженов двухкомнатной квартирой в центре города. Храповицкий относился с искренним восхищением. Старался ему подражать и часто заходил в гости, посоветоваться на темы семейного быта. Что весьма раздражало его юную жену, считавшую, что она выходила замуж совсем не для того, чтобы жить папиными заветами.

Известный своей неподкупностью, тесть привязался к Храповицкому как к сыну, и к тридцати годам Храповицкий возглавил небольшой нефтеперерабатывающий завод. Став начальником, он быстро вошел во вкус властных привилегий: за казенный счет построил себе дачу и ездил отдыхать за границу. Но романов на стороне не заводил, помня суровый нрав своего высокопоставленного родственника.

В тридцать два года Храповицкий был уже первым заместителем директора крупной нефтяной компании. На этой должности его и застала новая русская революция, которая демократической метлой без всякой почтительности вышвырнула на задворки коммунистического папу. Но к этому времени в его советах Храповицкий более не нуждался.

Теперь для него учителем жизни был его начальник, Алексей Петрович Громобоев, орденоносец, знатный нефтяник, депутат областного совета, личный друг самого министра. Обрюзгший от пьянства, старый шумный мужлан, привыкший орать на подчиненных и гордившийся своим хамством как прямотой.

Храповицкий мерз с ним на охоте, потел в банях, давился водкой и выслушивал его бесконечные истории о героических буднях прошлого. Впрочем, прошлое, пусть даже покрытое неувядаемой славой, Храповицкого не зажигало. Он рвался в будущее.

В те дни по стране бушевала приватизация. Целые отрасли переходили из государственной собственности в частную. Оставаться в стороне от этого захватывающего процесса Храповицкий считал неразумным. О чем он однажды и поведал Громобоеву, который после второй бутылки обычно становился благосклоннее к мнению своего молодого заместителя, считая его парнем расторопным и неглупым.