Укротитель Медузы горгоны

– Уж не хуже, чем у меня дома, – отчеканила Олеся. – Вот я в армии спокойно выживу. Она мне раем покажется. Ты нам врал. Показывал деньги и говорил, что крадешь кошельки в магазинах, нес пургу про то, как бабка тебя бьет, жрать не дает… Скотина!

– Вы мне поверили, значит, я хороший актер. Ну, пожалуйста, не говори никому ни слова! – взмолился Боря. – Хочешь денег, а?

– Мразь, – отрезала Олеся. – Отвали! После репетиции все скажу Берти, пусть он тебя вытурит. Ты недостоин быть членом Общества злых ангелочков.

– Олеся, не надо, – заныл Борис.

Но девочка убежала.

Наина обрадовалась. Если Пиратов из хорошей семьи и обвел Берти вокруг пальца, то сегодня, узнав истину, Вознесенский выгонит противного паренька под зад коленом. В прекрасном настроении Пряхова отправилась в костюмерную и занялась своими делами.

В пять часов вечера Берти пил чай. Именно в семнадцать ноль-ноль, ни раньше ни позже. Наина, давно рассчитавшая, сколько ей требуется времени, чтобы донести поднос от кухни до репетиционного зала, вышла в коридор, и ее сбил с ног Сережа Марков. Пряхова уронила поднос и схватила мальчишку за плечо.

– Посмотри, что натворил! Куда несешься? Почему не работаешь?

– Он ее убил, – прошептал подросток. – Отелло задушил Дездемону.

Пряхова рассвирепела.

– Вот здорово! Ты только сейчас выяснил, чем завершается пьеса Шекспира? Очень за тебя рада, но это не повод для беготни по коридорам. Что я скажу Берти, ведь он ждет полдник?

– Отелло убил Дездемону, – повторил Сережа. – По-настоящему. До смерти. Она там лежит, на кровати… Альберт Сергеевич и Настя… они…

Наина, оттолкнув Маркова, бросилась в зал.

То, что случилось, Пряхова осознала не сразу, но увиденное врезалось в ее память. И после того как Берти свалил инсульт, она периодически рассказывала дочери, как в тот день разворачивались события. Дези давно выучила слова матери наизусть, но никогда ее не перебивала, понимая, что той делается легче после очередного разговора. И у нее появилось ощущение, что она сама стала свидетельницей роковой репетиции.

Режиссер был очень недоволен Борисом. Парню в тот день никак не удавалась сцена убийства Дездемоны. Вознесенский сначала терпеливо говорил:

– Нет. Повторяем.

Потом стал злиться и в какой-то момент закричал:

– Два пустых ведра на сцене! Одна лежит бревном, когда ее душат, а другой… Олеся, если тебя на самом деле будут лишать жизни, ты разве мирно сдашься?

– Нет, – пискнула Колкова.

– И ты, Борис, просто отвратителен! – гремел режиссер. – Где страсть? Жена тебе изменила, унизила. Твоя собственность побывала в руках чужого человека! Фу, какая гадость! Это почти невозможно пережить! Где ярость? Ты сейчас ненавидишь Дездемону, она превратила твою жизнь в дерьмо! Так, проходим сцену еще раз… Настя, Настя!

– Да? – ответила из темного зала Алферова.

– Если два этих полена сейчас опять вместо трагедии покажут мне брачные игры пингвинов, гони бездарей вон! – заорал Берти. – Коленом под зад! Забери у них наши медальоны! Исключи из «ОЗА»! И объяви на завтра пробы. Усекла?

– Да, – подтвердила Алферова, – выполню.

Альберт Сергеевич хлопнул в ладоши:

– Все, тишина. Кто пикнет, пойдет вон вместе с этими тупыми деревяшками. Надоели вы мне. С улицы вас взял, туда и вернетесь. Новых актеров найду, незаменимых нет.

В зале повисло молчание.

– Дездемона в постели… Отелло, начинай! – велел Вознесенский.

Когда подростки произносили текст пьесы, их голоса дрожали. Было понятно, что юные артисты находятся в сильном стрессе.

– Плохо! – завопил Берти. – Души ее, наконец!

Борис вцепился в Олесю. Та начала извиваться, дергать ногами.

– Ну, хоть что-то, – буркнул Альберт Сергеевич. – Правда, теперь имеем натужное изображение предсмертных судорог. Хватит, затянули! Давно пора пустить в ход кинжал!

Большая часть зрителей, приходя в театр насладиться этой трагедией Шекспира, никогда не читала ее и думает, что Отелло задушил Дездемону. Но на самом деле мавр не смог довести начатое до конца. Он услышал шаги за дверью, посмотрел на жену, понял, что та еще жива, и добил несчастную ударом стилета. Последние его слова: «За дверью шум. Жива! Еще жива? Я – изувер, но все же милосерден. И долго мучиться тебе не дам. Так. Так». Далее в пьесе есть ремарка: закалывает ее.

– Где нож?! – продолжал орать режиссер. – Отелло, ты слизняк! Все вон! Вон! Вставай, чего сидишь? Олеся, дура, ногами дрыгала! Эй, очнитесь! Да что с вами?

Вознесенский вскочил и взлетел на сцену, Алферова поспешила за ним. И через минуту все поняли: Боря на самом деле задушил Олесю, девочка мертва…

Дези замолчала и отвернулась к окну.

– Вот ужас, – прошептала я. – И что было дальше?

Дочь Наины немного посидела, не издавая ни звука, затем снова завела рассказ…

Алферова могла все. Настя велела Наине увести детей в костюмерную, а Альберта Сергеевича отправила в его кабинет. Далее – полный мрак. Спустя несколько часов Анастасия пришла к ребятам и сообщила:

– Олеся жива, просто потеряла сознание. Ее отправили в больницу.

– А то я мертвецов не видел, – пробормотал Мирон. – Чего врете? Борька ее убил!